Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

- Валентин! Вижу я, честный ты человек, верный слуга своего царства. А не жаловались ваши люди на короля, якобы не выполнил он своих обещаний Раде?

- Да. Приходилось слышать, будто король нарушает свое слово, данное в Трансильвании, когда звали его на престол. Пришлые люди, чужеземцы, венгры и немцы получают староства и почести... Венгру Бекешу король дал Ландскаронское староство, а герцог Курляндский утвержден во владении княжеством не так, как значилось в договоренности сейма с королем. Много всего плохого можно наслушаться о короле... Но где, в какой стране нет людей, недовольных своими королями?! Я далек от королевского двора, и мне дела нет до того, какой король. Я люблю свою землю, свою Польшу, за нее и дрался, за нее и умру. Я - не наемник, не ландскнехт, а сын своей земли, своей матери, я - природный поляк. Несчастье, в котором находится моя родина, не позволяет мне выставлять напоказ перед чужим королем наши раны. Не спрашивайте больше меня! Не хочу отвечать.

Иван Васильевич, обратившись лицом к ближним боярам, сказал:

- Напав на Псков, этот шляхтич думает, что он защищал свою землю.

Сказал и зло рассмеялся:

- Вижу, как отравлен ты ядом Стефановой гордыни... Знай, неразумный слуга своего короля: Полоцк, Сокол, Невель, Великие Луки, Псков и лифляндские земли - наши, русские, исконные земли. Хотел я тебя отпустить на волю, но теперь вижу, что ты - подлинный враг наш... Таких надо уничтожить!

И, обратившись к Богдану Бельскому, царь крикнул:

- В земляную тюрьму его!

Когда хорунжего увели, царь поднялся и сказал:

- Дерзок! Но спасибо ему!.. Вижу теперь я: бог начинает прощать мне былую гордыню... Надобно мне было тогда дать шляхте в короли царевича Федора. Ошибся я. Однако Псков свое дело делает: спеси становится меньше у Стефана!.. Да и дружба его с панами киснет.

Царевич Иван собирался на охоту.

Несколько юных боярских детей с секирами, почтительно стоя около его покоев, перешептывались:

- Царевич Федор, видать на Ирине женится?..

- Сам Борис Федорович Годунов говорил...

- Хитер! Сестрицу свою просватал... Ловок!

- Батюшка государь благословил их.

- Н-ну?!

- Болтают... А мне откуда знать?!

- Велика сила Годуновых!..

- Велика.

- Наше дело малое, и люди мы малые, да ответ большой. Только молиться нам о них и остается...

- Помолчим.

За дверью послышались шаги.

Насторожились.

Дверь распахнулась, вышел царевич Иван. В охотничьем зеленом кафтане с черными шнурами на груди, в татарской шапке с большим орлиным пером. У пояса два длинных охотничьих ножа. Высокий, стройный, с черными проницательными глазами, всем обликом своим похожий на отца. Лицо дышит здоровьем и царственной самоуверенностью.

- Готово ли? - спросил он небрежно. - Псари на местах?

- Готово, всё готово, пресветлый государь! Псари на местах. Ловчие у коней.

- Вина взяли?

- Взяли, государь.

Но только царевич сделал два шага к двери, как навстречу ему со двора вошел прибывший от государя гонец. Он упал в ноги царевичу и проговорил задыхающимся голосом:

- Батюшка государь тебя требует.

Иван Иванович поморщился; на лице его появилось выражение неудовольствия, но он быстро овладел собою и сказал с послушанием в голосе:

- Коли батюшке государю угодно, иду тотчас же.

- Бог спасет, батюшка Иван Иванович!

Гонец ушел. Царевич Иван отпустил своих людей, сказав:

- Завтра поутру...

Когда царевич Иван вошел в государеву палату, в ней находился царевич Федор.

Царь строго посмотрел на сына.

- Добро, князь! - усмехнулся он. - Помешал я тебе. На охоту, поди, собрался? За козой гоняться?

Царевич Иван молчал.

- Пришла надобность мне поговорить с вами... Недомогаю я. Предсказал мне один вещун: недолго проживу я.

- Полно, батюшка! - жалобным голосом испуганно воскликнул Федор. - Не нашим ушам слышать то!

- А ты что, Иван, скажешь? Надо ли думать о том? Не пора ли нам совет держать: как будете царствовать? Я не бессмертен, я хилой, немощный... Устал я! Ну, что же ты молчишь?

Иван, как бы очнувшись от своих сторонних мыслей, стал на одно колено и, прильнув губами к руке отца, тихо произнес:

- Прости нас, батюшка государь! Неразумны мы, малосмысленны. Господь не допустит...

Иван Васильевич ласково погладил его по голове.

- Встань, Иванушка. Слушайте меня.

Царевич поднялся. На глазах у него были слезы.

- Садитесь! - приказал царь сыновьям.

Некоторое время он сидел в раздумьи, уставившись взглядом в угол, а затем, как бы отряхнув с себя какую-то надоедливую мысль, вдруг обратился лицом к царевичам: