Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

В одном возке - тепло одетый в меховой тулуп Андрей Чохов. Он должен ехать с Дудой к месту строения Новохолмогорска.

- Эй, дядя, заждался меня?! - весело крикнул Чохову выходивший в сопровождении двух стрелецких десятников и подьячих холмогорский голова. Он полез в возок к Андрею Чохову.

- Господи благослови, кутейники-дергачи ели с мясом калачи! Подвигайся, давай место голове, - приговаривая, ввалился он в возок в своей широкой собольей шубе, совсем задавив Андрея. - Места много, а привалиться негде. Да и то сказать, и моя душа не лишняя на свете. Такая же, как и у пушкаря.

Дуда высунулся из возка и крикнул стрельцам и подьячим:

- Эй, Демид! Сели, што ль?! Не мешкайте!

- Се-е-ли! - донесся глухой, придушенный голос.

- Ну, слава богу! Добрый час! Молчан, трогай!

Сидевший верхом на кореннике человек закричал неистовым голосом на лошадей, заработал кнутом. Возок со скрипом и визгом тронулся с места.

- Живой парень у нас Молчан: не тряхнув ушами, куска не съест. В баню токмо, нехристь, не ходит: теперь пуд мыла изведешь на него, а все одно не отмоешь. Лошадятник! Так на конюшне и спит. Тут, брат, не Москва, народ у нас простой. Не люблю я тамошних. Гордецы.

Андрей слушал холмогорского голову почтительно, не решаясь вступить в разговор с начальником области, большим государевым слугою.

Из-за облаков выступила луна.

Многоцветными огоньками заискрились снега. Темными бугорками выглядели разбросанные кое-где по сторонам жилые избы, амбары и другие строения, мимо которых проезжал возок. А дальше раскинулись пустынная, мертвая равнина.

- Здесь, брат, тоже чудес разных не меньше, нежели в Москве. Поживешь - увидишь... - снова заговорил Дуда. - Здешний народ - чудь, видать, от того так и прозывается. Мне один старик ихний сказывал, что на месте нынешних Холмогор бог их чудской стоял, истукан, а звали того бога Иомалы... На голове у него была золотая корона с драгоценными каменьями, а грудь его украшало волшебное ожерелье. На коленях будто бы у него стояла золотая чаша, наполненная золотыми монетами... Она была так велика, эта чаша, что четыре человека могли из нее напиться досыта... Чудно! А главное - монеты те золотые никто не воровал...

Дуда весело рассмеялся.

- Враки все! Но, как говорится, не любо - не слушай, а врать не мешай. А уж вот это так правда. Пришли сюда из Новгорода купцы и наторговали здесь золота во много раз больше, чем у бедного бога чуди. Мало того, и самого бога они истребили, а на его место часовню поставили и всех нехристей в христианскую веру обратили... Где же деревянному богу справиться с нашим купцом! Купец - ловец, а на ловца и зверь бежит. Обчистили они тут простофиль-язычников... А в нынешние годы аглицкие и галанские хваты повадились сюда ездить. Свято место пусто не бывает. А потому сюда батюшка государь и пушкарей засылает... Так уж повелось, - где местечко попригляднее, сюда и сабельку и пушечку тащи... На всякий час, гляди, и пригодится. Завистливое око видит далёко. Так ли я говорю?

Чохов, с любопытством прислушивавшийся к словам Дуды, встрепенулся, ответил почтительно:

- В прошлые года довелось мне много раз по приказанию государевых воевод отбивать недругов огненным стрелянием... Господь бог поможет мне и ныне, коли к тому нужда явится, по приказанию воеводы пустить огонь по ворогу.

Дуда остался доволен кротким ответом государева пушкаря.

- Добро, молодец! Не всякий гость - "милости просим!" Так и я думаю. А места у нас для стреляния хватит. Вот приедем к Архангельскому монастырю, там и выберем для пушкарей местечко. Поближе к водице, чтоб кораблики лучше видеть. Государь в Москве живет, а его глаз давно смотрит на устье Двины, и, как я понимаю, от этого много пользы будет... Одно мне не по душе - аглицкие люди уж больно стали хозяйничать у нас. Галанских купцов гонят, как будто хозяева они на Студеном море, а не мы. Государь Иван Васильевич много воли им дал. Молчи токмо, никому сих слов моих не говори.

- Полно, батюшка Семен Аникиевич, не к чему мне, - скромно отозвался Андрей, окончательно прижатый к кожуху возка.

Дуда мало того, что прижал Андрея к кожуху, но еще во время разговора и руками размахивал, двигался, сидел беспокойно.

"Если так будет и дальше, - думал Андрей, - то я верхом на другую лошадь сяду, рядом с Демидом".

А Дуда, не замечая этого, ударился в пространные рассуждения о том, как терпелив русский народ, как он долго терпел господство иноземных купцов на севере.

- Пора - пора взяться за ум! Терпенье - лучше спасенья. Час терпеть век жить.

Андрею совсем стало невтерпеж от этих разглагольствований холмогорского головы о терпеньи.

- Истинно, Семен Аникиевич, вздохни да охни, а свое отбудь. Одним словом, жив Курилка - докудова еще не помер.

Дуде эти слова очень понравились, и он от души расхохотался, сотрясаясь всем телом, елозя от удовольствия на месте и тем приводя в еще более стесненное положение Андрея, у которого отекли ноги, устали бока от искривленного положения тела.

Ехали голыми равнинами.