Читаем Иван Грозный. Кровавый поэт полностью

На самом деле предки Романовых принадлежат хоть и к старому боярскому роду, достоверно известному века с тринадцатого, но особой знатностью не блещут: не имеют отношения, как уже говорилось, ни к Рюрику, ни к Гедимину, да и с Чингизидами в родстве не состоят. Сами Романовы выводили свою родословную из-за границы, из Пруссии, откуда явился-де родич вовсе уж мифического прусского вождя Видвунга Андрей Кобыла. Но веры этому не должно быть ни на копейку. Подавляющее большинство русских дворянских родов разводили сущее баснословие в отношении далеких предков – что, пусть и с деликатными оговорками, признают составители гербовников гораздо более позднего времени. Особо подчеркиваю, что во всем этом нет ничего специфически российского: подобным баснословием грешило и западноевропейское дворянство, в иных случаях выводя свой род даже не от библейских царей, а, бери выше, от самого Адама (было, было…). По всей Европе отчего-то считалось крайне престижным, чтобы основатель рода непременно происходил от иноземцев – это выглядело особенно шикарным. Так что Романовы Америк не открыли и ничего нового не изобрели…

Иван Васильевич принял царский венец, а потом и брачный. Тут-то, вскоре после свадьбы, и произошли страшные московские пожары с бунтами. Глинские, как уже упоминалось, были от царской персоны решительно отстранены – но и старое боярство ничего не выгадало…

Молодой царь действовал не вполне традиционно: он собрал народ на площади и произнес целую речь, где припомнил многочисленные грехи бояр во время их правления, – а потом пообещал покончить с прежними несправедливостями, взять управление государством в свои руки, навести порядок. Для Руси того времени это было ново и необычно и, говоря современным языком, укрепило имидж Ивана Васильевича.

А вскоре стало известно, что над прежней боярской думой будет поставлен совершенно новый орган власти, именующийся Избранной радой. Его возглавили, к негодованию Рюриковичей, две совершенно «худородных» личности: священник Сильвестр и дворянин Адашев. Первый был самого что ни на есть простонародного происхождения, новгородец родом (где сначала держал иконописную мастерскую и занимался перепонкой книг). Адашев происходил из дворян Костромской губернии. Никак нельзя сказать, что это были совершенно левые персоны: Сильвестр к тому времени служил в Благовещенском соборе (по сути, домовой церкви Ивана Васильевича), Адашев, как и его отец, служил при дворе. Но все равно, с точки зрения родовитого боярства, это были чуть ли не бомжи…

Однако Рюриковичам, Гедиминовичам и Чингизидам пришлось смириться, что всем отныне заправляют эти два человека, поскольку такова была царская воля, перечить которой, как к тому времени стало ясно всем и каждому, было очень уж опасно…

Князь Курбский, свидетель и участник событий, писал потом: «И нарицались оные советники у него избранная рада. Воистину, по делам и наречение имели, понеже все избранное и нарочитое советы своими производили…»

Естественно, никакими законами существование Рады не предусматривалось – но с законами касательно государственного устройства, если вы помните, тогда было слабовато. Главное, царь задумал широкие реформы и создал для их проведения новый орган управления, «замкнутый» исключительно на него.

Теперь самое время рассказать о реформах Ивана – уже не соблюдая строгой хронологической последовательности, потому что осуществлялись они на всем протяжении Иванова царствования.

Прежде всего, в заботах о духовном взялись за русскую церковь, которую, назовем вещи своими именами, следовало основательно почистить и привести, без всякого каламбура, в божеский вид.

Пожалуй, главным злом была исконно русская беда – пьянство. Как следует из документов того времени, доходило до того, что не где-то в глухой провинции, а в столичных церквах пьяные попы во время службы с веселым матерком таскали друг друга за бороды и бились на кулачки, что прихожанам благочестия не прибавляло, скорее наоборот, да и на репутации церкви как общественного института сказывалось самым печальным образом.

Монастыри не отставали. Слишком много хитрованов, как оказалось, постригалось в монахи не из благочестия, а исключительнно ради того, чтобы вдалеке от общественности вести разгульную жизнь, – дело касается главным образом людей зажиточных, которые преспокойно строили себе на территории монастырей особые «избы», завозили туда закусь пудами, а вино – бочками, высвистывали веселых девок и начинали разгульное веселье, затягивавшееся на недели и месяцы. Рядовые монахи, видя такой соблазн, старались не отставать. Сохранилось письмо царя, где он в качестве печального примера приводит Сторожевский монастырь, в котором большая часть монахов и послушников разбрелась по окрестностям искать мирских удовольствий, оставшиеся залились совершенно, ворота давно стоят распахнутыми настежь, травой заросло не только подворье, но даже и пол в трапезной…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное