Иван Грозный: Кровавый поэт

Все обстояло гораздо более прозаично и очень грязно: князь вступил в тайную переписку с польским королем Сигизмундом Августом и недвусмысленно выразил намерение «передаться» полякам. Генерал Власов по крайней мере (что, конечно, его не оправдывает) был предварительно взят немцами в плен, а уж потом скурвился. Курбский затеял измену, пребывая на вершине власти, по собственной инициативе. Все равно как если бы к наступающим немецким войскам перебежали из Москвы Молотов, или Жуков, или Берия…

Тайная переписка продолжалась полтора года: князь, как базарная торговка семечками, ожесточенно и старательно торговался над условиями своего перехода. Продешевить он никак не хотел и за пятак продаваться не собирался - Рюриковичи, знаете ли, стоят дороже, товарец первосортный…

Понемногу дело сладилось. В Юрьев-Дерпт князю тайком отправили не простую цидульку, а составленные по всем правилам грамоты с большими королевскими печатями, подписанные королем и скрепленные подписями высших официальных лиц: князю гарантировали и «королевскую ласку», и нешуточные материальные блага (впослед-

ствии все эти документы и многие другие, касавшиеся Курбского, прекрасным образом сохранились в польских архивах и были опубликованы, что подпортило имидж «политэмигранта»).

Курбский драпанул неожиданно и второпях. Оснований для бегства, обставленного в лучших традициях романов Дюма (под покровом ночной тьмы спустился со стены по веревке), у князя, в общем, не было: никто его ни в чем пока что не подозревал, тянувшаяся полтора года тайная переписка осталась незамеченной тогдашней русской контрразведкой. Надо полагать, у Курбского, как у множества других предателей и до, и после него, не выдержали нервы, и он пошел «на рывок»…

Впрочем, никак нельзя сказать, что он бежал в совершеннейшей панике и спешке. С собой он прихватил двенадцать сумок с добром и все деньги, какими располагал. А денег по тем временам было с избытком, сумма по тогдашним понятиям грандиозная: 30 золотых дукатов, еще 300 не уточненных по названию «золотых», 500 серебряных германских талеров и 44 русских рубля. Откуда дровишки? В те времена на Руси обращались только русские же деньги, иностранная валюта хождения не имела совершенно. Оказывается, хитрый князь еще за год до побега взял в Печорском монастыре крупный заем, который, конечно же, не собирался возвращать. Но и монахи могли располагать исключительно русской монетой. Остальное импортное золото и серебро, можно говорить с уверенностью, либо было награблено в Ливонии, либо получено в качестве аванса и путевых расходов от поляков (или и то, и другое).

Упаковав добро и денежки, Курбский с двенадцатью верными людьми темной ночью пустился в путь. Жену с малолетним сыном он, между прочим, оставил в Юрьеве…

К утру он добрался до первой «заграницы» - ливонского замка Гельмет, где «поборника свободы» ждал пренеприятнейший сюрприз: тамошние немцы, заслышав звяканье денежек, отобрали у Курбского все до копеечки (да так никогда и не вернули).

Это гораздо позже немцы стали считаться символом законопослушания и честности, а в те времена, да еще в дурдоме под названием Ливония они особой честности не проявляли. Вдобавок Курбского, словно мелкого воришку, сволокли к местному начальству, которое его тщательно допросило (протокол тоже сохранился в рижских архивах).

Потом, правда, отпустили, и Курбский, бормоча под нос разные нехорошие слова, отправился дальше, в город Вольмар. Там вольмарские немцы исправили ошибку своих гельметских земляков, польстившихся только на деньги: отобрали у князя и его людей, лошадей и барахлишко, а вдобавок сняли с Курбского и богатую лисью шапку, а в ответ на его протесты предложили, надо полагать, жаловаться куда-нибудь, если есть такая охота…

Ну разумеется, в тогдашних условиях жаловаться на ливонцев можно было только Господу Богу…

Вот таким и прибыл Курбский к своим друзьям-полякам: чуть ли не голым и босым. Поляки его утешили, напоили, накормили, а потом, как в таких случаях водится, пришли неприметные люди из столь же неприметной конторы, достали перышки и попросили вспоминать все, что только на ум придет…

Курбского не пришлось понукать. Он сам, с превеликой охотой, вывалил тогдашним польским спецслужбистам всю секретную информацию, какой только располагал, - а знал он немало, в силу и последнего занимаемого поста, и многолетней близости к царю. Между делом он выдал полякам всех ливонских деятелей, ориентировавшихся на Москву (он сам с ними, как наместник и главнокомандующий, вел тайные комбинации), - а потом заложил и всех известных ему русских разведчиков при королевском дворе.