28 марта 1554 г. родился царевич Иван. Радость отца и матери была искренней и безмерной. Но царь хотел дополнительно укрепить мир и согласие в стране. Было составлено новое завещание, объявлявшее наследником Ивана Ивановича. На случай, если государь умрет, а царевич будет еще малолетним, Иван Васильевич назначил его опекуном… Владимира Старицкого! И не только опекуном. Если царевич тоже умрет до совершеннолетия, Владимир Андреевич назначался наследником престола! На вражду царь отвечал доверием. На интриги и подлость – дружбой. Конечно, двоюродный брат благодарил за оказанную честь. Принес новую присягу верно служить государю и его сыну, не замышлять зла против них и царицы. Но намеревался ли он выполнять свои клятвы?
Среди тех, кто сомневался в этом, была Анастасия. В страшные дни мятежа 1553 г., когда муж метался в беспамятстве, она видела или слышала нечто такое, что убедило ее – против их семьи действует мощный заговор. И не кто иные как Сильвестр с Адашевым являются тайными врагами. Она поделилась подозрениями с супругом, но Иван Васильевич не придал им значения. Считал, что его советники допустили временную, вполне простительную слабость. А жена преувеличивает, увлеклась собственными фантазиями. Но Анастасия была уверена: лидеры Избранной рады целенаправленно вредят им и готовятся погубить. Только доказательств она не имела. Но она повела собственную борьбу.
Что ж, подходящий случай представился очень быстро. Обнаружилось, что в России по-прежнему процветает ересь «жидовствующих». При дворе служил дворянин Матвей Башкин, его втянули сектанты, но он оказался полным дураком. Взялся доказывать своему духовнику, священнику Благовещенского собора Симеону, что православие заблуждается. Тот ужаснулся, доложил настоятелю собора – всемогущему Сильвестру. Но Сильвестр попытался спустить дело на тормозах. Велел Симеону шума не поднимать, просто наблюдать за Башкиным. Однако еретик был слишком глуп. В болтовне хулил Христа, Священное Писание, называл иконы «окаянными идолами», а Симеону принес книгу «Апостол», где пометил места, казавшиеся ему неправильными.