Иван Грозный. Том II. Книга 2. Море (части 2-3). Книга 3. Невская твердыня

Царь сел за стол, оперся головою на руки. Задумался. Датский король Фредерик, видя неудачи его, царя, в войне с Польшей, перекинулся на сторону шведов, нарушил заключенное им с Москвою мирное условие — не нападать на Русь. Теперь и Студеное море может стать недоступным для торговых судов, и Холмогоры зачахнут. А этого усиленно добиваются зарубежные враги Москвы.

Пришел дьяк Щелкалов. Царь приказал ему немедленно, завтра же, отослать гонца в Датское государство с укоризненной грамотою королю Фредерику. Несмотря на перемирие и на уступку острова Эзеля, после падения Нарвы датский король изменил свое доброе отношение к Московскому государству. Король помогал шведским войскам да и сам нападал на русские земли. Царских послов принимает не с подобающей честью. Задерживает и облагает несоразмерно пошлиной суда, идущие через Зунд. Многие иноземные торговые суда, идущие к Холмогорам и Коле, захватываются разбойным обычаем. Датские власти предъявляют свои права на Печенгский монастырь, тогда как обитель сия стоит в Печенге более семи-десяти лет.

Царь Иван вскочил с кресла, испугав Щелкалова, и стал громко, почти выкрикивая слова, диктовать:

— «А за свейские многие грубости послали мы к Колывани и к тем городкам, которые за свейским королем, рать свою, чтоб наказать беззаконие злобных воров!» Пиши! Пускай не думают, что ослабли мы, да и бороться с неправдою устали.

Афанасий Нагой, сняв шапку, растрепанный, хмельной, со слипшимися на потном лбу волосами, не вошел, а влетел в покой митрополита Дионисия.

— Спасите, батюшка! Погибаем! — упал он к ногам мирно совершавшего трапезу старца, испугав его до крайности. Митрополит с удивлением откинулся на спинку кресла. — Государь наш, батюшка Иван Васильевич, — закричал Афанасий, — опять жениться задумал!

Нагой начал перечислять всех жен царя по порядку: помянул царицу Анастасию, затем Марию Черкешенку, Анну Колтовскую, Марфу Собакину, царских наложниц: княжну Анну Васильчикову и Василису Мелентьеву, и вдруг неистово завопил:

— Марию Федоровну Нагую!.. Машу!.. Сестру мою в обман ввел! Покарай его Господь!

Митрополит замахал руками на гостя:

— Что ты! Уходи! Уходи! Не болтай попусту. Не приходи ко мне во хмелю. Отрезвись!

Нагой упорствовал.

— Неладное творится с государем, Господь с ним! Сказывал мне постельничий: аглицкий человек, лекарь, принес в государеву палату кости человеческие и череп — мертвая голова, а государь те кости осматривал и слушал речи нечестивого… даже перстами касался тех костей. Слыхал я от одного дьяка, батюшка митрополит, будто государь и подземную нору роет до самого окияна-моря, — прошептал Нагой. — Хочет на остров Буян уплыть…

— Зачем же так? — спросил митрополит улыбнувшись.

— В Аглицкой стране тот остров. Государствие хочет царь покинуть.

— Грех тебе такой поклеп на государя возводить. И не к лицу тебе, родичу государыни.

— Мария Федоровна, супруга государева, обманута! Грешит государь с черничкой тайно… Похотливую девку при себе держит. На свою половину ввел… Хоронит ее тайно, никому ее не кажет…

— Иди проспись, Афанасий, — указав на дверь, строго сказал митрополит.

— Сатана, батюшка, сильнее царей… Научи же нас, Нагих, как нам быть? Родичи мы государя… А коли он женится на иноземке при живой жене, что тогда делать нам?! Казнит он нас всех, ее в монастырь заточит, а у нее скоро дите народится. Да и тебе, отче, без Нагих худо будет.

Митрополит сердито крикнул на Афанасия:

— Уходи, ради Бога! Нечего мне тебе советовать, да и не к лицу мне с тобою о государевых делах судить… Погрязли вы, Нагие, в суете мирской. Тщеславны вы. Господь с вами, с Нагими!.. И другим своим родичам закажи, чтоб не ходили ко мне.

Нагой озадаченно почесал затылок.

— Батюшка, чтой-то с тобой!

Митрополит поднялся с кресла и стал спиною к Нагому.

— Уходи, говорю… Проспись! Не хочу я знаться с тобой! Не терплю себялюбцев.

Нагой помялся-помялся на месте, а потом сказал:

— Благослови меня на дорогу, владыка…

Митрополит громко проговорил:

— Иди, протрезвись. Государь знает, что делает.

Обиженный, раздосадованный Афанасий вышел из митрополичьих покоев. Во дворе на него набросились зубастые псы. Еле отбился от них.

Пробираясь потемневшими улицами по Кремлю, Нагой с ужасом подумал: «Началось!»

Польские власти, узнав, что пленный Игнатий Хвостов был при царском посольстве к папе, отдали его в холопы владелице замка «Стара Весь» красавице вдове Софии Каменской, не обменяв его на своих пленных.

Когда его впервые привели к ней, она только что вернулась с охоты на оленей. Окруженная псарями и ловчими, она сидела верхом на стройном, сверкавшем белизною коне. Ее красивые черные глаза остановились на пленнике с веселым любопытством.

— Какой красавец! — сказала она по-польски окружавшим ее панам, не подозревая, что пленник понимает ее.

— Из него выйдет прекрасный дровосек, — насмешливо произнес сидевший на коне поодаль от нее нарядно одетый пожилой пан.