Очевидно, что царь стал все более и более задумываться над целым рядом важных вопросов. На протяжении 50-х годов в государстве было осуществлено много преобразований, но усилили ли они власть государя, обеспечили ли ему верность и покорность его знатных подданных? Если для того, чтобы обеспечить лояльность подданных, ему пришлось пожертвовать верными советниками и отказаться от наказания лиц, причастных к делу о государственной измене, то каких жертв потребует обеспечение их лояльности в последующие годы?
Можно не сомневаться, что в этих размышлениях царь должен был соотносить то реальное положение, в котором он оказался во второй половине 50-х годов, с тем представлением о власти русского государя, ее природе и границах, которое сложилось в русской традиции к середине XVI века.
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ВЛАСТИ МОСКОВСКИХ ГОСУДАРЕЙ В ДРЕВНЕРУССКОМ ОБЩЕСТВЕ XV—XVI ВЕКОВ
По характеру происхождения своей власти древнерусский князь был вождем военной дружины, и нормы, определявшие отношения князя и его дружинников, во многом сохраняли свою действенность и тогда, когда люди, окружавшие князя, давно перестали быть дружинниками — членами сообщества людей, живущих вместе с князем у одного «огнища» — очага, а превратились в бояр и детей боярских — вассалов князя, имевших уже и свои земли, и своих подданных.
Отношения эти строились на основе своего рода неписаного договора: вассалы должны были верно служить князю — полководцу (прежде всего на войне), в случае необходимости жертвовать за него своей жизнью, а князь — оказывать им «достойную честь», щедро наделять военной добычей и жаловать им в кормление «грады» и «волости». При исполнении обеими сторонами обязательств их связывала нерушимая верность. Не случайно говорилось: «Аще кто от своего князя к иному отъедет... а достоину честь приемля от него, то подобен Июде».
Отпечаток таких воззрений можно обнаружить даже в текстах, созданных в духовных кругах. Автор так называемого «Слова на поучение ко всем крестьянам», например, призывал слушателей: «Князю вашей земли... покоряйтеся, не рцете ему зла в сердце своем и прияте ему головою и мечем», а далее пояснял, что тогда «не возмогут противитися инии князю вашему». Черты такого представления о носителе власти и его отношениях со своими вассалами легко обнаруживаются в повествованиях летописных сводов первой половины XV века о выдающихся правителях второй половины XIV столетия. Так, в тверском летописном своде XV века великий князь Михаил Александрович выступает прежде всего как полководец, который «хвален бе зело по всей земле Тферстей... мужества ради и крепости» и «сладок же беаше дружине своей», так как раздавал ей все «елико имяше».
Более подробную характеристику эти близкие доверительные полупатриархальные отношения правителя со своими вассалами получили в московском произведении того же времени «Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русьскаго». Обращаясь к боярам в своих предсмертных речах, великий князь вспоминал о совместных военных трудах и помощи, оказанной ему на ратном поле: «С вами на многие страны мужествовах, вами и противным бых страшен в бранех и поганых с Божьею помощью низложих». Далее великий князь напоминал боярам о том, как он исполнял свои обязанности по отношению к ним: «Под вами городы держах и великия власти, никому же вас зла сотворих, ни силою что отъях, ни досадих, ни укорих, ни разграбих, ни избесчинствовах, но всех любил и в чести держал». Как бы итог всему сказанному подводят слова: «Вы ж не нарекостеся у мене бояре, но князи земли моей».
Лишь после этого великий князь обратился к боярам, напоминая о принесенной ими клятве верности («должны есмы служити тобе и детем твоим и главы своя пред вами положити»). Одновременно великий князь обращается и к сыновьям: «Бояре своя любите, честь им достойную воздающе противу служения их, без воля их ничто же творите».
Образованным кругам древнерусского общества (прежде всего духовенству) было известно и иное представление о власти, сложившееся в Византийской империи и перенесенное на русскую почву со славянскими переводами «Номоканона» (собрания решений церковных соборов, а также императорских декретов, касающихся церкви) и других памятников, отражающих традиции византийской политической мысли.
Характерные для Византии представления о власти императора начали формироваться в IV веке, когда христианство стало господствующей религией в Римской империи. Император, согласно этим представлениям, — единственный глава земного мира (который если не является, то в конечном итоге должен стать христианским), избранный для управления самим Богом; его положение на земле — несовершенное земное отражение положения Бога как владыки всего Космоса, его деятельность — несовершенное земное подражание деятельности Бога.