Иван — я, Федоровы — мы

Черношейкин до войны вычитал где-то изречение восточного мудреца, что «легче сделать ученого, чем человека». И теперь усач развил свою теорию: «Если учить подлеца, он еще наитончайшим подлюкой станет. А если Ванюшка непорченый, то и наука ему идет впрок».

Сам же Ваня никак не мог дождаться вечера… Он сидел, окруженный бойцами из пополнения, и рассказывал им, как воевал с лейтенантом от самого Дона.

Но позвонили с командного пункта дивизии и передали приказ: срочно направить воспитанника части Федорова на левый берег. «Не вздумайте задерживать, — предупредили комиссара. — Командарм Чуйков приказал всем дивизиям отправить воспитанников в ремесленные и суворовские училища. Он и своего любимца отправил».

Комиссар Филин с досадой передал трубку телефонисту… С каким трудом он в свое время упросил «железного капитана» оставить в части дерзкого парнишку. А теперь, когда тот провоевал с ними три месяца, остепенился, приходится расставаться. Дымов опустил голову — не ожидал, что так скоро настанет разлука.

— Хочешь не хочешь, Огонь, а приказ выполнять надо, — вздохнул комиссар.

Дымов решительно поднялся:

— Ладно, сам поговорю.

Он вылез из окопа у заводской стены, где находился телефонный аппарат, и зашагал по площади Дзержинского. Здесь располагался его противотанковый район — три пушки, девять бронебоек, охотники с горючкой в круглых колодцах и пулеметчики. Лейтенант угадал сразу, что Ваня должен быть в скверике у крайней левой пушки — оттуда доносился оживленный говор. Но Дымов направился сначала к правому орудию, постоял с сержантом Кухтой, поинтересовался у него, как обвыкаются новенькие, и затем уже подошел к скверику. За эти несколько выигранных минут он прикинул, с чего начать разговор, чтобы подготовить Ваню к самому неприятному.

Увидев лейтенанта, тот вскочил и подал бойцам команду:

— Встать! Смирно!

Дымов махнул рукой:

— Вольно! Братишка, ты мне нужен…

Ваня привык, что Дымов при других всегда называл его «рядовым Федоровым», и необычное обращение насторожило. Но сегодня все были с ним по-особенному ласковы и радушны.

Они пролезли сквозь пробоину в каменной стене и, очутившись на пустынной аллее, пошли мимо разбитых цехов огромного Тракторного завода. Лейтенант молчал, и Ваня вопросительно смотрел на него.

— Выпускали бы сейчас тракторы, — начал Дымов издалека, — хотел бы здесь работать?

— Как побили бы вражину, конечно, хотел бы, — не задумываясь, отчеканил Федоров.

— Ты у меня прямо заправский вояка! — оглядел лейтенант ладного и подтянутого Ваню. — Жаль, молод больно…

— Уж и молод! А сам-то… — восторженно глядя на лейтенанта, сказал мальчишка.

Теперь лейтенанту еще труднее было огорчить Ванюшку, и он снова начал издалека:

— Если мы когда-нибудь расстанемся… Ты не забывай меня, братишка. Ладно?

— Как это — расстанемся? — Ваня насторожился. — Если переведут тебя куда, и я с тобой. Забыл, как поклялись на Мамаевом?

Дымову было впервые так трудно говорить. Он сейчас ненавидел себя: «Я Ванюшку как на медленном огне поджариваю!» — и сказал напрямик:

— А расстаться нам с тобой все-таки придется.

Ваня застыл как вкопанный, не спуская глаз с лейтенанта: «Что он такое городит?» А Дымов уже твердо продолжал:

— Хотя и поклялись, а придется. Не от меня зависит, братишка. Приказ командарма — отправить тебя в тыл.

Ваня, опустив голову, хотел что-то сказать и не мог. Оба стояли подавленные среди мертвых развалин цеха; в тишине с треском догорала деревянная будка. Но вот лицо Ванюшки просветлело надеждой:

— А я пойду к командарму и скажу: «Вам можно держать пацана, а лейтенанту — нет?..»

— Он уже отправил своего в тыл.

— А когда меня? — потухшим голосом спросил Ваня.

— Сейчас.

— Как же! — чуть не задохнулся мальчишка. — А комсомол?

— Ладно. Примут, тогда поедешь.

Они походили среди заводских развалин. Лейтенант пытался утешить Ваню. Говорил, что война не вечно будет и они обязательно встретятся. Но оба знали, что война будет еще долгая, и все может случиться.

Вечером в том же скверике, среди обгоревших и посеченных осколками кустов, заседало комсомольское бюро. Пришел политрук из политотдела и прилег со всеми в кружок. Дымов прочел вслух Ванино заявление:

— «В комсомольскую организацию истребителей танков.

Прошу принять меня в Ленинский комсомол. Пока жив, не дам фашистским гадам напиться из Волги. Клянусь сражаться до полного истребления всех гадов на земле.

К сему, боец Иван Федоров».

Слушая свое заявление, Ваня с огорчением думал, что ему уже не придется до победного конца бить гадов.

— Какие будут вопросы к Федорову? — спросил лейтенант.

У комсомольцев было только одно желание Ванюшке: пусть учится так же, как воевал.

Комиссар Филин сказал:

— Ты, Федоров, потерял родных. Теперь знай: мы для тебя как семья.

Ваня сидел притихший…