Вся эта история породила, разумеется, множество толков в Москве и по всей Руси. Общеизвестны были неприязненные отношения между Иваном Молодым и Софьей Палеолог. Даже итальянец Контарини, проживший в Москве всего четыре месяца (конец 1476 — начало 1477 года) и ни слова не знавший по-русски, отметил в своих записках: «У него (Ивана III. —
Софья не пользовалась любовью москвичей. В летописях можно найти немало выпадов в ее адрес. Вполне понятно, что молва приписала ей и убийство Ивана Молодого. Эту молву, приправленную личной ненавистью к московским тиранам, передал в своей «Истории о великом князе Московском» князь Курбский. Он обличает Ивана Грозного в том, что тот своими злодействами переполняет «меру кровопицев — отца своего и матери твое и деда (Ивана III. —
Курбский прямо обвинял Ивана III в отравлении собственного сына Ивана Молодого. В это трудно поверить. И дело не только в человечности, без некоторого присутствия коей не обходится никто. Такой поворот событий, открывавший путь к престолу детям Софьи, был и в самом деле выгоден деспине. Однако самого Державного он ставил в крайне сложное положение. Вероятно, в этой интриге Иван III, приказавший сыну воспользоваться услугами тщеславного лекаря, оказался лишь слепым орудием в руках хитроумной гречанки.
Кончина Ивана Молодого обострила вопрос о наследнике престола. Назревало противостояние между сыном Ивана Молодого — Дмитрием и старшим сыном Ивана III и Софьи Палеолог — Василием. И тот и другой в принципе имели право на престол. Речь шла уже не просто о споре между дядей и племянником (как это было во времена Василия II и Юрия Звенигородского), а о споре двух наследников по прямой линии. Притязания Дмитрия-внука подкреплялись тем, что его отец был официально провозглашенным великим князем — соправителем Ивана III и наследником престола.
Вопрос следовало однозначно решить до кончины Ивана III. В противном случае страна могла быть ввергнута в новую династическую смуту, подобную той, что началась после смерти Василия I. Московская знать уже начала делиться на партии и готовиться к борьбе за власть.
Настал час, когда вся невинная кровь, пролитая Иваном, словно пала ему на голову. Он оказался перед мучительным выбором. Назначив наследником и своим соправителем Дмитрия-внука, он фактически обрекал на гибель Софью и ее детей. Торжество Василия означало бы неминуемую расправу с Дмитрием-внуком и Еленой Волошанкой сразу же после кончины Ивана III. Убийство соперника во все времена было обычной ценой верховной власти.
Понимая, какие последствия будет иметь его решение, Иван долго тянул с роковым приговором. Наконец, осенью 1497 года Державный принял сторону Дмитрия. Он распорядился подготовить для внука невиданный прежде обряд — торжественное «венчание на царство». Узнав об этом, сторонники Софьи и княжича Василия составили заговор. Они намеревались действовать сразу по нескольким направлениям. Предполагалось физическое устранение Дмитрия, а также бегство княжича Василия на Белоозеро (откуда перед ним открывалась прямая дорога в Новгород), захват хранившейся в Вологде и на Белоозере великокняжеской казны. Однако все это так и осталось замыслами. В декабре 1497 года Иван узнал о заговоре и арестовал всех его участников, включая и самого Василия. Расправа с рядовыми заговорщиками была свирепой. «…И казниша их на Москве на реце по низ мосту шестерых, Афонасу Яропкину руки да ноги отсекли и голову ссекоша, а Поярку Рунову брату руки отсекше и голову ссекоша, а дьяку Федору Стромилову, да Володимеру Елизарову (Гусеву. —
Историки давно спорят о том, интересы какой части тогдашнего московского общества (боярства, дворянства, удельных князей) представляли конспираторы. Неясны и причины, по которым Иван решил объявить наследником Дмитрия-внука (94, 79–89). Однако в тусклом свете немногих сохранившихся источников совершенно невозможно разглядеть скрытый механизм этой драмы. Возможно, эти незнатные и небогатые люди были просто увлечены возможностью в случае успеха сделать стремительную карьеру.