Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся: они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо.
Возведение величественных каменных зданий есть тайная страсть всякого правителя. Они наглядно свидетельствуют о его могуществе как перед собственными подданными, так и перед чужестранцами. Они воплощают порядок и побеждают толпу, страх перед которой терзает правителя не меньше, чем страх перед клинком или ядом. Они создают иллюзию бессмертия не только великого дела, которое ставит целью своей жизни всякий уважающий себя правитель, но отчасти и его самого. Наконец, эти каменные громады являются важным элементом тех сложных отношений, которые возникают у правителя с Богом.
Таковы основные причины любви диктаторов к архитектуре. Мы говорим — диктаторов, поскольку именно диктатура (во всех ее исторических формах, включая и московское самодержавие) наиболее благоприятствует сооружению величественных зданий. Такого рода проекты требуют огромных средств и жесткого контроля за исполнением. Учитывая практическую бесполезность подавляющего большинства величественных зданий, легко понять, что только диктатор (или диктатура овладевшей обществом идеи) могут подвигнуть людей тратить колоссальные деньги и непомерные силы на символы.
Связь архитектуры с диктатурой таит в себе одну опасность. Художественные достоинства возводимых сооружений находятся в прямой зависимости от культурного уровня диктатора. Если это человек воспитанный и образованный, действующий в рамках определенной культурной традиции, умеющий прислушиваться к мнению художников, — результатом будет Тадж-Махал или Версаль. Если же невежественный диктатор вздумает диктовать художнику свои собственные представления о том, каким должно быть задуманное сооружение, — оно станет вечным обвинением против него.
Любовь диктаторов к архитектуре во все времена порождала разного рода амбициозные проекты. Однако существует и целый ряд поводов, необходимых для материализации этого чувства. Среди них — военные победы, преодоление кризисных ситуаций, разного рода проявления Божьей милости к данному народу или царствующему дому.
Иван Великий был диктатором, а его правление изобиловало такого рода поводами. Следовательно, есть все основания ожидать от него большого интереса к архитектуре. И эти ожидания вполне оправдываются. Иван построил много величественных каменных зданий. Да и можно ли ожидать иного от победителя Золотой Орды, покорителя Новгорода и Твери, создателя единого Российского государства, наконец, от монарха, управлявшего огромной страной в течение 43 лет? Этот строительный азарт передался и потомкам Ивана III. И его сын Василий III (1505–1533), и его внук Иван IV Грозный (1547–1584), имея гораздо меньше достижений, построили никак не меньше памятников этим достижениям.
Можно только удивляться, как князю Ивану хватало денег для всех его многочисленных построек. (Впрочем, некоторые из них — великокняжеский дворец, Архангельский собор — он так и не успел закончить.) Конечно, доходы его в это время многократно возросли за счет регулярного опустошения новгородских кладовых, прекращения платежей в Орду и захвата новых земель. Но при этом сильно возросли и расходы. И все же бережливый до скупости князь Иван умел не жалеть средств, когда того требовали интересы московского дела. Он понимал великую воспитательную силу архитектуры. Наконец, он был человеком своего времени, помнил о своих грехах и считал необходимым воздавать благодарность Всевышнему за Его долготерпение.
Все постройки Ивана III, о которых сообщают источники, отвечают той или иной насущной потребности и несут в себе определенный «воспитательный» заряд.
Читатель помнит, что, взойдя на престол в марте 1462 года, князь Иван прежде всего довел до конца строительные начинания своего отца. Летом 1462 года была «поновлена» часть кремлевской стены от Свибловой башни до Боровицких ворот.