Иван III — государь всея Руси. Книги 1,2,3

— Ништо не содеем мы с ними по-доброму! Глухи, яко аспиды. Затыкают уши свои, не хотят и слушать речей государевых!

Княжич Иван нахмурил брови и ждал, что скажет отец. Всякий раз, когда он ждал ответа отца, боялся, что тот скажет не то, что ему самому хочется.

Василий Васильевич, как всегда, думал долго, а на его слепом, будто окаменевшем лице нельзя было прочесть никаких мыслей и чувств.

— Борис Захарыч, — молвил, наконец, подняв голову, Василий Васильевич, — яз разумею так. Пусть охотники из полков наших заимают посады углицкие и гражанам жечь их не дают, а которые зажечь успели — вели гасить…

— Яз так же мыслю, государь, — согласился воевода и добавил: — А опричь того, бей челом, государь, брату своему, Борис Лександрычу, прислал бы он нам пушечника своего Микулу Кречетникова. Сей пушечник таков в хитрости огненной стрельбы, что и среди немцев не обрести такого!..

Лицо княжича просветлело, и, не удержавшись, сказал он отцу:

— Вчера еще наш воевода Юшка Драница баил мне, что он не токмо к посадам, а и к самым градским стенам подойдет…

Василий Васильевич улыбнулся, гордо поднял голову и сказал громко:

— Пусть ныне же идут охотники с воеводой Драницей, а ты, Борис Захарыч, посла отпусти к великому князю из своих тверичей. Да повестует он Борис Лександрычу слово мое: «Без тобя, брате, и малый град не отворится мне. Зело крепок Углич, и пушек у них много. Суди сам, брате, как быть».

— Исполню днесь же приказ твой, государь, — ответил, кланяясь, Борис Захарьевич, — токмо хочу попытать тя о воеводе Дранице, не скороверен ли и не похваляется ли зря?

— Нет, Юшка наш, — ответил Василий Васильевич, — вельми хитер в ратном деле и храбрости великой…

— Тата, — воскликнул княжич Иван, — вот Юшка сам пришел!

— Будь здрав, государь, — молвил Драница, кланяясь всем. — Повели мне, государь, со своей сотней ко граду пойти. Хочу препоны им учинить к укреплению тына круг башни.

Юшка Драница, высокий, статный человек с красивым лицом в густой темной бороде, весело обводил всех большими серыми глазами, в глубине которых поблескивали какие-то искорки. Напоминали эти глаза княжичу Ивану глаза отца, когда тот, бывало, шутил и смеялся. Но вдруг стало Ивану тоскливо и больно, когда он, обернувшись к слепому отцу, увидел, что тот, будто зрячий, улыбается и говорит с довольной усмешкой:

— Вот, Борис Захарыч, Юшка-то у меня словно в душе прочел, — и, обратясь к Дранице, добавил: — Иди твори по разуменью своему, и помоги тобе господь бог!..

На другой день, как только рассвело, княжич Иван выехал верхом вместе с воеводой Борисом Захарьевичем в поле под Угличем. Стали они на холме, откуда смутно виднелись стены и башни града углицкого. Чуть только заря загоралась, а над полем, словно туман, тянулась то серая, то белая мгла, ползла по снегам пятнами.

— В такую зимнюю рань, — сказал княжичу Борис Захарьевич, — особливо сон одолевает ночную стражу. По собе то ведаю. Как ночь-то не поспишь, врага поджидаючи, так под утро и глаза не глядят. Разрази тут гром, а и то заснешь. Не зря Драница-то в такую рань пошел. Разумеет и знает он ратное дело-то…

Воевода вдруг смолк, вглядываясь в снежные поля сквозь мглу, и, указывая на стены крепости, быстро и взволнованно заговорил:

— Гляди, гляди, Иване! Справа, там вот, возле башни. Вишь, ползут по двое али по трое, доской прикрывшись…

Иван, напрягая зрение, разобрал с трудом среди снега маленьких человечков почти у самого тына, вбитого у ворот башни. Они двигались, выставляя перед собой широкую доску. С другой же стороны, возле того же тына, уже собралась небольшая кучка таких же маленьких человечков, а посреди них трепетали едва заметные язычки пламени.

— Витни у них из просмоленной пакли, — проговорил дрожащим голосом воевода, — успеют ли токмо частокол зажечь…

В этот миг густой дым повалил от тына, а на стенах града пошла суетня и беготня. Замелькали лучники и пращники, метали стрелы и камни, потом дым выскочил в разных местах башни, и через некоторое время донесся до Ивана гром пушек и пищалей.

— Успели! Успели! — весело закричал воевода. — Добрые вои!

Дрожа от волнения, княжич Иван видел, как гуще и гуще клубился дым, окутывая уже почти весь частокол, а из него все длиннее и шире вырисовывались огненные языки, жадно облизывая бревна, вбитые в землю стоймя. Крепко стискивая в руках узду, княжич жадно следил за маленькими человечками, которые, снова прикрываясь досками, бегом отступают от града, рассыпаясь по всему полю. Некоторые из них вдруг кувыркаются и падают.

Одни из них остаются лежать неподвижно, другие катаются или ползут по снегу. Многие воины подбегают к убитым и раненым, хватают и выносят их или волокут подальше, куда долететь не хватает силы ни у стрел, ни у камней.

— Ну, слава богу, ушли все и своих унесли, — сказал радостно Борис Захарьевич.

— А пушки да пищали их могут побить! — крикнул с тоской княжич Иван.