Иван III — государь всея Руси. Книги 1,2,3

— Вести из Бежецка через Ярославль и Кострому пришли. Бают вестники-то наши, что угличане бьются крепко и ворот не отворяют Василию.

Послал тот за помочью в Тверь к Борису Лександрычу.

— Вот оно, счастье-то и меняется! — радостно воскликнул дьяк Федор Александрович. — Может, они и еще седьмицу в осаде просидят, а мы успеем полки собрать да сами в Углич пойдем осаду сымать!

— Сымать — не сымать осаду, — усмехаясь в бороду, поправил дьяка Никита Константинович, — а польза от того нам превеликая. Воев набирать сможем в тишине и покое, ратну силу копить. Вторую ведь седьмицу Васильево войско под Угличем-то. Воеводы наши бают: за такой срок, ежели бы не Углич, то Василий-то уж к Галичу подходил бы.

Шемяка весело засмеялся и, обратясь к Дубенскому, сказал:

— Иди-кось, Федор Лександрыч, с княгиней моей Софьей Димитриевной, как яз приказывал, а к ужину возвращайся. Сей же часец мы с Никитой Костянтинычем о некоих делах подумаем.

Только что встала ото сна Софья Витовтовна. Час с лишним почивала она после обеда и о снах непонятных думала, что виделись ей во множестве.

— Ух, Ульянушка, — говорила она, позевывая и крестясь: — и сны у меня худые: все драки да бои разные и меж людей и меж зверей, и страхи, и чудища всякие.

— Что наяву, государыня, деется, то и во сне грезится, — отвечала мамка, оправляя пристенную лавку, где опочивала старая княгиня. — Не тужи токмо, свет-государыня. Бают: «Мана манит, да бог хранит». Знашь, еще бают: «Грозен сон, да милостив бог». Не кручинься.

— Так-то оно так, — молвила задумчиво Софья Витовтовна, — да не всяку кручину заспать можно. Токмо беспечальному сон сладок.

Застучал кто-то кольцом и щеколдой в дверях резного крылечка.

— Подь-ка, Ульянушка, — молвила княгиня, поспешно пряча под волосник пряди выбившихся волос. — Подь-ка да глянь, кто там.

Ульянушка выскочила в сенцы и, отодвинув засов, увидела княгиню Софью Димитриевну и дьяка с ней. Метнулась назад, как ошпаренная, и торопливо доложила на ухо своей госпоже:

— Княгиня Шемякина с дьяком…

Софья Витовтовна подняла удивленно брови, но тотчас же встала, сказав громко:

— Проси!

Сама же пошла к дверям, гостье навстречу, стараясь угадать, зачем это Шемяка жену свою к ней подослал, ибо знала, что Софья Димитриевна без воли мужа шагу шагнуть не смеет.

Распахнулась дверь, отворенная Ульянушкой, и Софья Димитриевна вразвалку вошла, улыбаясь и склоняя небольшую головку на длинной шее.

Дубенский вбок взглянул на нее и вспомнил, как Шемяка сегодня утром гусыней назвал ее.

«Истинно, гусыня! — подумал он с усмешкой. — Ишь, князь-то единым словом, как печатью, бабу припечатал».

— Челом бью, государыня Софья Витовтовна, — кланяясь, почтительно произнесла жена Шемяки. — Будь здрава на многие годы.

— И ты будь здрава, Софья Димитровна, — ответила сухо старая княгиня. — Прошу к столу откушать того, что бог послал мне, полонянке князя Димитрия Юрьича. А кто еще с тобой, как принимать мне его?

— Дьяк со мной, Федор Лександрыч, — ответила княгиня Софья, садясь за стол.

Софья Витовтовна острым, но неподвижным взглядом на несколько мгновений впилась в лицо Дубенского, и тот смущенно опустил глаза, низко поклонившись и пробормотав:

— Будь здрава, государыня Софья Витовтовна.

Старуха не ответила, а, молча указав на скамью на другом конце стола, добавила:

— Садись, гостем будешь. Слыхала яз о тобе, Федор Лександрыч. Садись.

Ты же, Ульянушка, сластей нам подай, какие есть.

Наступило молчание. Старуха переводила свои острые насмешливые глаза с княгини на дьяка. Княгиня краснела пятнами, а дьяк ерзал на месте, будто сидеть ему было неудобно.

— Когда яз еще в девках была, — молвила, наконец, старая княгиня, — слыхала у нас в Литве сказку. Пришли к козе гости — овечка, а за ней ползком в серой шубе еще кто-то.

— Не баран ли там твой? — коза спрашивает.

— Баран, тетушка, баран…

— А пошто у барана твоего пасть-то волчья? — говорит коза. — Пошто…

Старая княгиня взглянула на дьяка, вдруг громко рассмеялась и, махнув рукой, сказала:

— Забыла дальше-то. Памяти на старости у меня уж не стало. Да и сказку сию во сне вспомнила. Опочивала вот после обеда…

Старуха продолжала добродушно смеяться. Дубенский же совсем смутился, поняв, что разгадала Софья Витовтовна, зачем он пришел. Опять молчание настало: в это время Ульянушка поставила на стол сухое варенье из малины да из черной смородины и оладьи холодные с медом.

— Кушайте, — приглашала гостей Софья Витовтовна, — чем хата богата, тем и рада.

Когда гости, всё еще смущенные и растерянные, начали есть, старая княгиня спросила с ласковой усмешкой:

— Что ж, княгинюшка, не на богомолье ли вы едете всем семейством в Кирилло-Белозерский монастырь? Бают, и князь можайский с вами? Святое деете, святое, дай вам бог…

— Истинно так, государыня, — оживившись, ответил дьяк, смакуя варенье, — истинно!