Иван III — государь всея Руси. Книги 1,2,3

В хоромах Беззубцева, как только усадили гостей за стол, а Фекла Андреевна едва успела приказать, чтобы шти подавали, Василий Васильевич обратился к царевичу Касиму и к воеводе:

— Что ведомо вам о скорых татарах? Жду яз от них зла…

— Чуток ты, государь, к волкам сим алчным, угадал истину, — быстро ответил воевода. — Донесли нам яртаулы царевичевы и лазутчики, что идут татары из Дикого Поля:[115] идут Мальбердей, Улан, а с ним иные ханы со многими конниками. К Ельцу идут…

Услышав это, Иван побледнел вдруг и в горести воскликнул:

— Когда же конец грозе сей татарской будет?

Смолкли все за столом от тоски душевной, а Фекла Андреевна взглянула на Ивана, отерла слезу на щеке и тяжко вздохнула, шепнув вполголоса:

— Прогневался на нас господь наш…

Но воевода Константин Александрович, подняв голову и приосанясь, сказал твердо:

— Тогда, государь Иван Василич, конец всему придет, когда на Руси единый государь будет, когда все удельные, да и даже великие княжества, а с ними и Новгород и Псков вотчинами московскими станут.

— Верно! — радостно подхватил Курицын. — Так и митрополит Иона и владыка Авраамий сказывают. Дабы иго сие свергнуть, надобны еще некии замыслы…

Василий Васильевич, угадав, куда разговор клонится, неожиданно для всех заговорил с царевичем Касимом по-татарски, прервав Курицына.

— Опять тобе дело, брат мой меньшой, — сказал он Касиму, — встречай, гони нагайцев. Спеши к Полю против них, и да поможет тобе аллах, как и прошлый год у Пахры. Воевода же Костянтин Лександрыч своих коломенцев поведет, пеших и конных. Старшой он будет.

Выслушав все, царевич Касим встал со скамьи и поклонился великому князю.

— Слушаю и повинуюсь, — сказал он и снова сел продолжать трапезу.

Встал и поклонился и воевода Беззубцев, разумевший по-татарски.

— С помощью божией, — молвил он, — выполним волю твою, государь.

После трапезы соберем всю силу свою, а утром, чуть свет, к реке Битюгу пойдем, навстречу татарам…

Иван за трапезой сидел молча, хотя у отца шел оживленный разговор с воеводой и царевичем. Он вспоминал то, что видел по дороге к Владимиру, когда на пути им встречались сироты, бегущие от татар казанских. Снова мелькали перед глазами испуганные люди с женами и детьми на возах, позади которых гнали коров и овец.

И не увлекали его на этот раз ни военные хитрости, ни храбрые нападения и сечи с врагом. «Все воеводы, — думал он, — охочи до военных дел, как до травли волков, тщатся токмо врага заганивать, о людях же не помнят». Но сказать об этом не смел, да и сам понимал, что, если враги напали, ничего, кроме боя, быть не может.

Уж и трапеза кончилась, и воеводы ушли, а Иван все еще мучительно путался в мыслях своих.

— Государь мой, — вдруг услышал он голос Федора Курицына, который один остался за столом с ними, — прости, государь, горячность мою, яз догадался, когда ты перебил меня и заговорил по-татарски с царевичем…

Василий Васильевич ласково усмехнулся и молвил:

— Что ж уразумел ты?

— Нельзя ругать татар при татарине, а наиглавно, что татарину, даже другу и слуге верному, нельзя открывать тайны государствования…

Князь Василий весело рассмеялся.

— Млад ты, Федя, — сказал он, — но разумен и скорометлив. Враз сметил ты все, что яз тогда помыслил. А по-татарски разумеешь ты?

— Разумею, государь.

— Он, государь, и по-фряжски, и по-латыньски, и по-польски, и по-литовски ведает, — сказал Иван, гордясь другом. — Владыка его язычником зовет.

Прошло две недели, как оба государя вернулись в Москву из Коломны через село Бронницы, а Беззубцев и Касим еще похода своего против ордынцев не кончили. Но в Москве не было о том большого беспокойства. Через день, реже через два, от воевод приезжали вестники, и было Ивану ведомо: воевода Беззубцев пошел на Венев, а оттоле к Ельцу; Касим же со своими татарами погнал через Зарайск, Пронск и Липецк, к верховьям реки Битюг, а оттуда к озеру Черкасскому, в тыл татарам Седи-Ахмата.

Ведомо и то было, что старый воевода Беззубцев гонит царевича уж к Битюгу-реке, к устью ее, где она в Дон впадает, проходя через озеро Черкасское, у которого засада Касима…

— Бог поможет нам, — не раз говорил отец Ивану, — наши побьют и полонят всех басурман, никто из них не убежит в Поле…

Но и среди наступавшего теперь успокоения после набега татар Иван не находил себе покоя. Борис Александрович, великий князь тверской, прислал Марье Ярославне в подарок настенное венецианское зеркало большой чистоты отражения. Это напоминало Ивану о скорой свадьбе с княжной Марьюшкой.

Как-то, оставшись один в покоях матери, он поглядел на себя в зеркало. День стоял погожий, солнечный, и свет потоками вливался через окна в опочивальню. Стоя на свету, Иван случайно повернулся немного вбок и вдруг увидел свое отражение в зеркале. Он даже вздрогнул от неожиданности.

Рядом с ним стоял, словно выглядывая по пояс из окна, высокий, стройный отрок лет пятнадцати на вид, смотревший на него тяжелым, неподвижным взглядом, острым и пронизывающим. Иван улыбнулся, и улыбка смягчила сразу взгляд больших красивых, почти черных глаз.