Иван III — государь всея Руси. Книги 1,2,3

Думал он о судных грамотах, о законах…

— Сие — долга песня!

Вдруг в мыслях его просветлело, будто огонек среди тьмы замигал.

— Токмо на детей боярских и на воев надо опираться, — воскликнул он, — токмо ими державу свою крепить!

И ясно ему стало, как это сделать…

В дверь постучал и вошел Федор Васильевич Курицын, веселый и радостный.

— Какие вести? — быстро спросил его Иван Васильевич.

— Князь Федор Хрипун-Ряполовский ходил от Нижнего до Казани, где возле Звенича бора побил он наголову царский двор. Полон захватил, а среди полонян воевода их, наиславный князь казанский Хозюм Бердей. Хочешь, государь, князя сего зреть? Токмо что привели его с полоном…

— Утре, — отмахнулся великий князь. — Пусть отдохнет. Заложником будет. Ты с ним после поговори, а потом и мне скажешь. Сей же часец передай полон Ефим Ефремычу и укажи по чину, кого и где в затворе доржать.

Да кто полон-то привел?

— Емельян Парфенов, сын боярский, из дружины московской князя Федора…

— Пусть утре, после завтрака, у меня будет. Благодарить буду воеводу и дружин его. А сам воротись, скажу тобе кое-что…

Когда дьяк Курицын вышел, Иван Васильевич грустно поглядел на Данилу Константиновича и, положив руку на плечо его, тихо промолвил:

— Скорбь ко мне подступает, Данилушка. Нет власти мне над счастьем своим и в горечи своей хочу видети ныне Дарьюшку мою кроткую и так же, как и яз сам, злополучливую… Голос его задрожал, и отошел он к окну, а дворецкий, опустив голову и уходя, глухо промолвил:

— На все воля божия и твоя, государь…

— Токмо не моя! — горестно воскликнул великий князь. — Не моя воля, Данилушка…

Не оборачиваясь, он сжал руками подоконник и смотрел в окно широко открытыми глазами, но ничего не видел и ни о чем не мог думать…

Так застал его и возвратившийся Курицын.

— Государь, — сказал дьяк громко, — исполнил яз волю твою.

Иван Васильевич вздохнул и обернулся, Лицо его было спокойно и даже сурово. Медленно отойдя от окна, сел он на скамью. Помолчав некоторое время, сказал глухо:

— Садись, Федор Василич, и слушай. Вникай глубже в речи мои. Ведаю, что уразумеешь все. Последнее, что яз тобе сказывал о вотчинах и что мы решили об уложении правил из судных грамот, будем о сем говорить. Токмо на сей часец нам сие подспорья не даст. Надо еще и другое. Надо род московских князей, род Ивана Калиты и Димитрия Донского еще выше на Руси поставить над всеми не токмо удельными, но и над великими князьями. Тетка моя родная царицей была цареградской. Яз могу быть по родной племяннице последнего царя грецкого к царскому роду сему причастен, также и дети мои… Разумеешь?

— Разумею, государь, — ответил дьяк.

— Сие важно и для-ради сговора с прочими государями христианскими, — продолжал Иван Васильевич. — Легче будет нам сноситься с ними и слободней торговать с их земляками, а может, и докончания иметь против татар… И во многом от сего польза государству. Но наиглавно-то что?

— Москва-то будет Третьим Рымом…

Великий князь досадливо махнул рукой.

— Наиглавное, Федор Василич, что для всей Руси православной станет великий князь московский единодержавным государем русским. Все сироты пойдут за Москвой тогда еще более, а мы, силой их укрепясь, татар скинем.

Князей же всех под нози своя покорим! И в государстве нашем всем легче жить будет…

Великий князь, слегка побледнев и помолчав немного, сказал тихо:

— Иди, Федор Василич, притомился яз…

Глава 14. Смирение царя Ибрагима

В тысяча четыреста шестьдесят девятом году, февраля одиннадцатого, прибыло на Москву к великому князю посольство необычное и для всех нежданное. Прибыли из Рима от кардинала Виссариона Георгий Траханиот, по-русски его звали Юрий Грек, а с ним Антон Джислярди, родной племянник Ивана Фрязина, который издавна был денежником у великого князя московского.

Послы привезли государю лист, а что в нем писано кардиналом было, все с ведома самого папы римского.

Узнав о содержании грамоты Виссариона, Иван Васильевич принял послов итальянских келейно у себя в покоях. При нем был только дьяк Курицын да малая стража.

Одежды у послов кардинала показались великому князю по краскам и покрою своему скоморошьими и предосудительными. Юрий Грек был с бородой, и одеяние его было степеннее: широкий кафтан, весь в складках, с двумя поясами — один, узкий, на обычном месте, другой, широкий, на животе. На широком поясе висел кожаный мешочек с деньгами, туго перевязанный шнурком.

Самый кафтан у Юрия Грека был двухцветный: правая половина желтая, а левая красная. Кафтан короткий, только до колен, а ноги в одних длинных чулках: на правой ноге — красный, а на левой — желтый. Красная нога была обута в желтый длинноносый башмак, а желтая нога — в таком же башмаке красного цвета. Голова же у него повязана была широким синим поясом, короткий конец которого лежал на спине, а длинный спускался на грудь и, перекинутый через руку, висел до колен.

Вглядевшись в это странное одеяние, Иван Васильевич заметил еще, что в разрез желтой половины кафтана высовывалась рука в красном рукаве, а в разрез красной половины — в желтом рукаве.