Иван III — государь всея Руси. Книги 1,2,3

Токмо сироты одни за великого князя, ибо не хотят разоренья и полона…

— Потому, — вмешался Илейка, — что сиротам все одно от кого идет разоренье: от тара ли, от удельных ли. Потому, пока сильна Москва, и сиротам покой и жир!

— Истинно, истинно, — отозвался Паисий, — а удельные-то зорят хуже татар. Помните, княжичи: дед ваш, Василь Димитрич, крепко в кулаке удельных держал! Грозный был государь. А отец-то ваш вон в какую беду попал…

Отец Паисий что-то еще хотел добавить, но Васюк знаком остановил его и, отведя в сторону, сказал на ухо:

— Про ослепленье-то не ведают княжичи. Не велено им сказывать.

Паисий, не подходя уже больше к княжичам, поклонился им издали и сказал:

— Помоги вам господь, дети мои, сохрани и помилуй вас.

Из Суздаля нареченный митрополит Иона и княжичи в монастырских колымагах поехали, а князья Ряполовские на телегах. Ладьи же в Рязань назад отослали, ибо оттуда, из своей епископии, владыка их взял, отъезжая к Мурому.

Хотя весна была ранняя, и соловьи запели, но земля в лесах не провяла — вязли кони и колеса на лесных дорогах. Двигался владычный поезд медленно — пешие и те его обогнать могли. От обеда до темна всего-навсего двадцать пять верст проехали и в селе Иванове ночь ночевали. С рассветом потом выехав, к обедне лишь прибыли в Юрьев Полской, а из Юрьева до Переяславля-Залесского, верст шестьдесят, опять с ночевкой в деревне Выселки, ехали и мая шестого в полдень у самого уж града были.

Увидали снова княжичи золотые маковки Спасо-Преображенского монастыря в гуще лесной и ясную гладь озера Клещина. На полях же, к посадам ближе, женки и девки, горох сея, пели, крестясь, слова заклинания:

Сею, сею бел горох,
Уродись крупен и бел,
Сам-тридесят!
Старым бабам на потеху,
Молодым ребятам на веселие!

День стоял солнечный, и лазурь небесная вся сияла хрустальным синим блеском, чистая вся, без единого облачка. Темнея точками в сини небесной, трепетали жаворонки, звенели, как рассыпанные бубенчики, подымались ввысь и снова к земле спускались. Светло, тепло и радостно кругом, а Ивана охватила тоска. Вспомнил он, как жили они тут с матунькой и бабкой, ожидая отца из полона. Почудился ему ясно так осенний сад с облетевшими листьями и багровыми кистями рябины, словно наяву привиделся бурьян за конюшнями, где он с Данилкой щеглов и чижей ловил. Вспомнились клетки, что висели в саду с их крылатыми пленниками. Дарьюшка…

Опять гулко, как у Евфимиева монастыря, зазвонили колокола, но теперь встречал владыку Спасо-Преображенский монастырь у самого града Переяславля-Залесского.

Переглянулись княжичи украдкой, меняясь в лице. Прижался Юрий к брату и прошептал чуть слышно:

— Шемяки боюсь…

Иван не ответил и тревожно взглянул в глаза владыки Иона. У того дрогнули губы, но ничего не сказал он, а только перекрестил обоих княжичей и сам перекрестился молча.

Встречали Иону и княжичей многолюдно и торжественно, в облачениях праздничных и с хоругвями, ибо извещены были гонцами за час до приезда колымаг. Однако видел Иван, что нерадостны были лица у клира церковного, да и сам Иона был сумрачен. Друзья тут всё были, знакомые — многих из них узнали княжичи, ибо монастырские бывали много раз в хоромах великокняжеских, а игумен не раз у них в крестовой и утреню и молебны служил.

С горестью и тревогой все на княжичей смотрят, и нехорошо от этого на сердце у Ивана, да и Юрий чего-то боится и жмется все к брату. Едва вошли гости приезжие в келарские палаты, как туда гонцы прибежали от князя Димитрия, а с ним на коне приехал и любимец Шемякин, дьяк его Федор Александрович Дубенский, и челом бил владыке и княжичам с просьбой на обед пожаловать к его государю.

— Тобя, владыко, и княжичей, узнав о благополучном прибытии вашем, молит к столу своему государь мой, великий князь Димитрий Юрьевич, — ласково и почтительно сказал дьяк, подходя к благословению святителя.

Острым взглядом владыка Иона пронзил его, и смутился дьяк и поклонился низко.

— Тобе все ведомо, — сказал он строго, — и если есть вокруг князя Димитрия его доброхоты и умные советники, то пусть разумеют, что дозволено богом и что не дозволено. Есть суд божий за гробом, но ранее того есть рука казнящего за зло и на земле…

Ряполовские стояли в глубине хором и, не подходя близко, глядели исподлобья на дьяка, но Дубенский не знал их в лицо и не полагал, что приехать сюда, в Переяславль, посмеют. Владыка же, по сговору с ними, слова о них не молвил и, собравшись, вышел с княжичами на монастырский двор, где ждала их колымага князя Димитрия Юрьевича.

Дорогой, видя смятение отроков, владыка сказал им:

— Дети мои, не бойтесь, ибо вы на епитрахили моей. Верьте, что обещал пред богом, то и сотворю. Соединю вас с родителями, а там уж воля божия.

— Увидим мы тату и матуньку? — твердо и требовательно вопросил Иван, не спуская глаз с владыки…