Затем, дав государю поцеловать край венца, надел его ему на голову.
Тот же обряд владыка совершил над царевной и произнес:
— Раба Божия православная София, дщерь Фомина, деспота Аморейского, сына царя Мануила цареградского, венчается рабу Божию благоверному князю Иоанну, государю всея Руси.
Лобызаясь согласно обряду с мужем и желая более ему понравиться, София прибавила к поцелую ненужной и неискренней нежности, что несколько удивило великого князя, и томно улыбнулась ему, когда он с недоумением взглянул на нее…
Обратно оба поезда жениха и невесты, ныне уже «молодых», хотя и ехали рядом, но супруги все еще сидели в отдельных колымагах. Впереди всех ехали оба дружки с благословенными иконами Христа-спасителя и Богородицы. За молодыми следовала великая княгиня со внуком. Далее ехали все чины свадебные. За ними тянулся длинный поезд поезжан — повозки всех родных и гостей, приглашенных на свадьбу.
Вся площадь перед собором Успения и пути по направлению к государевым хоромам были наполнены народом, пришедшим не только из кремлевских концов, но и из посадских. Люди, оттесняемые пешей и конной стражей, жадно тянулись, вставали на цыпочки, взбирались на груды строительного камня и на бревна, дабы так или иначе, хотя бы в слюдяном оконце колымажных занавесок, увидеть цареградскую царевну.
Особенно любопытствовали женки, старые и молодые, и девки, толпясь у груды камней, подсаживая друг друга и влезая как можно выше на кирпичи.
— Гляди, гляди, — зашумели они, когда мимо них поехали княжие колымаги, — вон, вон, в оконце лик ее!..
— Да пошто зря языком-то трепать! — низким голосом с досадой воскликнула старая Емельяновна, крепче запахиваясь кожухом. — Аль не видите? То государыня Марья Ярославна глядит. У ней коней-то четверня.
— Истинно, истинно, — шумно согласились другие женщины, говоря все разом. — У молодых-то по шесть коней…
— Вот, вот она!..
— Гляди, гляди — она!
Но ни в другой, ни в третьей колымаге никого не было видно — занавески были задернуты, и никто в оконца не глядел.
— Бестолковые, — горячилась Емельяновна. — Да пошто царевна-то напоказ поедет? Вас не видала? И в оконце-то ей глядеть без надобности…
— Да какая же она? — слышались со всех сторон нетерпеливые возгласы любопытных. — Бают, мала вельми, хошь и дебела телом-то.
— А ты, Емельяновна, сказывай! — воскликнула звонко молодая разбитная женка. — Не гордись. Твой сын на княжом дворе в поварне государевой, в хлебниках…
— Сказывай, Емельяновна, сказывай, — присоединились прочие женки.
Емельяновна приосанилась и важно промолвила:
— Днесь до обедни была я на княжом дворе у сына, Алешки мово. Сказывал он мне, что, когда обручали их у старой государыни, царевна-то ниже плеча ему. Бают, рядом с нашим-то соколом она словно гнида какая…
Звон во все колокола, шум и говор расходящихся толп народа заглушили все разговоры…
Когда свадебный поезд въехал на княжий двор и колымаги молодых и старой государыни остановились против хором у столовой избы для пиров, все чада, домочадцы и слуги роем высыпали оттуда навстречу новобрачным, говоря с припевкой:
— Здравствуйте, здравствуйте, государь наш Иван Васильевич с государыней Софьей Фоминичной и со всеми честными поезжанами!..
На крыльцо поднялся Иван Васильевич рядом с царевной. Он был задумчив, не разумея, что томит его, и хотелось ему сегодня пить много, забыть все, угореть от хмеля. Вспомнились вдруг слова Илейки: «Пьяная женка — не своя, а опчая». Вот и он сам ныне спьяна будет не свой, а царевнин, дабы в душе ничего человечьего не было, одно бы вино в крови плавало…
В дверях с песнями и добрыми пожеланиями обсыпали молодых овсом и хмелем, но это не трогало Ивана Васильевича, он только жадно поглядывал на стол, уставленный сулеями, жбанами и другими сосудами с водкой, винами и медами…
Когда пир был в полпира и весь гудел пьяным гулом, голова у Ивана Васильевича кружилась и, хмелея, он слышал, как кругом все чаще и чаще кричали:
— Горько, горько!
Иван Васильевич всякий раз в ответ на это по-пьяному размашисто обнимал царевну и целовал в уста, чуя, как она упирается в него излишне пышной, но по-девичьи упругой грудью и целует его все горячей и горячей, а от души иль без души, того он уже не разбирал…
Глава 13
Воровство чужеземное
На другой день после свадьбы посол папы архиепископ Антонио Бонумбре и Димитрий Палеолог-Раль, посол от царевичей Андрея и Мануила, братьев Софьи, пришли с поздравлениями и подарками к великому князю, как это было решено у старой государыни на семейном совете.
Прибыв на княжий двор со своего подворья вместе с приставами, которые были приставлены к ним правительством московским, послы недалеко от хором государя вышли из своих повозок и пошли к красному крыльцу пешком, сопровождаемые свитой, спешившейся с коней.