Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)

— Ухо востро доржать надобно, — говорит Плещеев Измайлову, — тут ведь по Яхроме-то дорога идет из Димитрова на Клин…

Щурясь от заходящего солнца, оба воеводы в сопровождении стремянных едут рядом между своих отрядов. Конники впереди и позади них вытянулись по одному в длинную цепочку. Едут воеводы с опаской, хоть и по льду, но у самого края пологого берега Сестры, чтобы в случае надобности легче было скрыться в бору.

— Твой отряд весь прошел, — говорит Измайлов, усмехаясь и разглядывая конские следы на узенькой дорожке, — а будто тропинка тут малая, и не знаешь, полсотни ли по ней, аль десяток проехал…

— От дедов так научены, — засмеялся Плещеев, — а деды бают, что их деды еще от половцев в Киевском княжестве тому учились.

— Гуськом-то ехать, — продолжал Измайлов, — и тот расчет, что тревогу враз один от одного узнает, и все в лес за един дух.

— Истинно, — отозвался Плещеев. — Нам бы токмо к устью Лутошни пригнать, а как свернем, не хоронясь уж полетим по самой середине реки!

— А много до устья-то? — спросил Измайлов.

— Верст пятнадцать, а дозоры наши, мыслю, еще верст за десять дальше.

Лесом едут. Выслал я старика Ивана Семеныча Лыко с подручным Степкой Вихром… Оба из Загорья, от Сенежского озера. Тутошни места добре ведают…

Вздрогнул, не договорив, Плещеев. Впереди один за другим конники в бор через опушку метнулись. Помчались в лес и воеводы, а за ними и дальше вся длинная цепочка конников. В бору опять гуськом выстроились; поехали, извиваясь меж огромных стволов сосен и елей, словно ввинчиваясь в лесную глушь.

В хвосте этой цепочки всадников остались только оба воеводы со своими стремянными. Приказав скрывшимся в бору воинам ехать шагом вдоль берега, сами воеводы поехали ближе к опушке, но старательно прячась в гущине ветвей высоких кустов.

Вскоре подъехал к воеводам на сухопарой киргизской лошадке седобородый конник Лыко, Иван Семеныч.

— Не нужно съезжать на лед, — сказал он вполголоса Плещееву. — Шемякины конники там полон гонят по Лутошне. Пропустить их на Сестру надобно. В Клин, чаю, полон гонят…

— Много их?

— Душ двадцать, — ответил Лыко и, вдруг сверкнув глазами, добавил: — Может, отбить нам полон-то?

Воеводы переглянулись, и глаза их тоже загорелись, но сразу потухли.

— Про Москву ты, Семеныч, забыл, — сурово молвил Плещеев. — Возьмем Москву и все полоны сразу отымем. Как нам к Лутошне ехать?

— Токмо берегом, Андрей Михайлыч, — ответил Семеныч, — налево свернем, потом по правому берегу Лутошни поедем. Дале-то где можно берегом, где по льду. Ведомы тут мне все пути и перепутья. А Клин-то объедем, тогда можно и все время до самого верховья по Лутошне гнать, а там просекой.

— Ну а теперь ехать нам шагом аль рысью? — спросил Измайлов.

— Можно и рысью малой, господине, — ответил старик. — Тропку тут знаю, гуськом можно. Гоните за мной, к голове сотни подгоним да за собой ее и поведем…

Когда воеводы на рысях подъехали к устью Лутошни, увидели сквозь сучья: тянется по льду обоз, окруженный конниками Шемяки. Медленно ползут деревенские дровни, груженные мерзлыми тушами, мешками с зерном и мукой, а возле дровней парни и девки, душ пятнадцать, да за обозом баранов с десяток…

— Ишь, окаянные, — злобно крикнул Семеныч, — чаю, Соглево разорили, ироды! Верст двенадцать от устья Соглево-то будет. Богатое село…

Стиснув зубы, воеводы молчали. Когда же обоз с шемякинцами свернул налево, на реку Сестру, и скрылся за поворотом, Плещеев крикнул:

— Семеныч! Веди всех на лед! На Москву, на Москву скорей!

Звонко застучали по льду копыта коней, выезжая на середину реки.

Верст двадцать скакали воеводы без отдыха. Морды и бока коней покрылись на морозе пушистым инеем, а у людей усы и бороды превратились в ледяные сосульки.

Злоба и досада кипели в сердцах воинов, видевших, как разоряют и полонят слуги удельных князей их родную землю, но они знали, зачем ведут их к Москве, и ничто, казалось, не могло остановить их.

К воеводам подскакал Семеныч и крикнул, еле выговаривая замерзшими губами:

— Клин объехали! Можно и на роздых… Дале-то верст сорок никакого жилья нетути. Не поедут сюда Шемякины вои.

Воеводы дали знак остановиться.

— Стой!.. Стой!.. — понеслись крики от конника к коннику.

— Истинно, — сказал Лев Измайлов, — роздых надобен. Ознобило всего, руки, ноги с морозу околели совсем — согнуть не могу…

— В лес греться! — крикнул Плещеев. — Костры разводи, кашицу вари!..

С радостными криками конники въехали в бор напрямик, без опаски, с треском ломая обмерзшие сучья кустарника. Нашли в полверсте от берега просторную полянку, поросшую с краев мелкой ольхой и березняком, обтоптали снег, и сразу кругом застучали топоры, наваливая груды хвои, сосновых и еловых сучьев. Когда же, дымясь, запылали костры, стало на полянке мирно и весело. Котелки над кострами со снегом висят, воды для кашицы натаивают.

Тут же, близ огня, и кони стоят, жуют и фыркают в торбы с овсом, что к мордам их подвешены.

— Степка, — кричит старик Семеныч, — проворь мне каши скорей, пока греюсь! Я сей часец в дозор один стану, а там другие сменят. Спать будем…