Иван IV Грозный

Возникает вопрос: до какой степени победы и поражения русского войска в тех кампаниях, где его возглавлял Иван IV, могут зависеть от его личного полководческого таланта, воли, отваги? В отношении походов 1547—1548, 1549—1550 годов и «Казанского взятия» 1552 года подобная зависимость должна быть поставлена под сомнение. Реальными командующими были все те же большие воеводы, т.е. та же служилая аристократия[48]. Летопись и разряды дают возможность указать людей, сыгравших в «Казанском взятии» решающую роль, занимавших тогда высшие должности и являвшихся, по всей видимости, истинными хозяевами положения. Это прежде всего князья Иван Федорович Мстиславский, Михаил Иванович Воротынский (первый и второй воеводы Большого полка), князь Владимир Иванович Воротынский, Иван Васильевич Шереметев (первые и второй воеводы Государева полка), а также князья Александр Борисович Горбатый и Семен Иванович Микулинский (возглавляли отдельное полевое соединение, действовавшее против татарских отрядов, нависавших над русскими тылами). Помимо них выделяются князья Иван Иванович Пронский, Дмитрий Иванович Хилков, Петр Михайлович Щенятев, Андрей Михайлович Курбский, Василий Семенович Серебряный, Дмитрий Иванович Микулинский. Заметны также князья Юрий Андреевич Пенинский-Оболенский, Федор Иванович Троекуров и Юрий Иванович Шемякин, а также представители влиятельных боярских родов Семен Васильевич Шереметев, Дмитрий Михайлович Плещеев и Даниил Романович Юрьев^{38}. Все они занимали в армии высокие воеводские посты, активно участвовали в боевых действиях. Ни один из них не играл сколько-нибудь серьезной роли в Стародубской войне. Зато большинство участвовало в боевых действиях войны с Казанью на значительных должностях (кроме князей Пенинского-Оболенского[49], Шемякина, Курбского и Пронского). Все это — верхушка титулованной знати, самые ее сливки, люди весьма богатые и влиятельные[50]. Трудно определить, до какой степени молодой Иван IV был волен отдавать им распоряжения…

С одной стороны, Андрей Курбский в «Истории о великом князе Московском», сочинении крайне недружелюбном в отношении Ивана Васильевича, отмечает личную храбрость и энтузиазм государя: «…сам царь исполнился усердием, сам и по собственному разумению начал вооружаться против врага и собирать многочисленные храбрые войска. Он уже не хотел наслаждаться покоем, жить, затворясь в прекрасных хоромах, как в обыкновении у теперешних царей на западе (прожигать целые ночи, сидя за картами и другими бесовскими измышлениями), но сам поднимался не раз, не щадя своего здоровья, на враждебного и злейшего своего противника — казанского царя». Далее Курбский как будто пишет о полной самостоятельности Ивана Васильевича: «он велел…», «он отправил…». Однако важнейшие решения принимались государем только по совету «со всеми сенаторами и стратегами». И особенно характерный эпизод произошел в день решающего штурма Казани. Московские войска уже проникли в город, но в уличных боях под напором его защитников, некоторые отряды обратились в бегство; государь, по словам Курбского, утратил твердость духа. Видя беглецов, он «…не только лицом изменился, но и сердце у него сокрушилось при мысли, что все войско христианское басурманы изгнали уже из города. Мудрые и опытные его сенаторы, видя это, распорядились воздвигнуть большую христианскую хоругвь у городских ворот, называемых Царскими, и самого царя, взяв за узду коня его, — волей или неволей — у хоругви поставили: были ведь между теми сенаторами кое-какие мужи в возрасте наших отцов[51], состарившиеся в добрых делах и в военных предприятиях. И тотчас приказали они примерно половине большого царского полка… сойти с коней, то же приказали они не только детям своим и родственникам, но и самих их половина, сойдя с коней, устремилась в город на помощь усталым… воинам»^{39}. Вскоре после взятия Казани у царя произошел острый конфликт с воеводами. В частности, его скорейшее возвращение в Москву противоречило мнению высшего военного командования.

Насколько свидетельства Курбского находят подтверждение в официальном летописании того времени? Определенные признаки несамостоятельности государя в вопросах руководства армией имеются. Видно, что стратегические решения принимаются им «по совету» с аристократической верхушкой. Так, например, неудача похода 1549—1550 годов заставила Ивана IV построить на подступах к Казани опорный пункт Свияжск. Впоследствии его наличие сильно облегчило жизнь наступающим русским войскам и сыграло, быть может, решающую роль в успехе 1552 года. Так вот, решение о постройке Свияжской крепости и выбор места производились по совету с бывшим казанским царем Шигалеем, «воеводами» и «казанскими князьями», «исбояры, и со князьми», по благословению митрополита Макария…

Что же в итоге произошло? Картина участия Ивана IV в Казанской войне 1545—1552 годов[52] реконструируется следующим образом: