Иван IV Грозный

князь Федор Васильевич Сисеев

князь Василий Иванович Темкин-Ростовский

князь Федор Иванович Троекуров

Василий Иванович Умной-Колычев

Иван Петрович Федоров-Челяднин

князь Дмитрий Иванович Хилков (?)

князь Михаил Темрюкович (или Темгрюкович) Черкасский

Данила Григорьевич Чулков-Ивашкин

Андрей Иванович Шеин

Иван Васильевич Шереметев-Большой

князь Петр Михайлович Щенятев

Петр Иванович Яковлев

Семен Васильевич Яковля (Яковлев)

князь Александр Иванович Ярославов

Всего, таким образом, около пяти десятков с конца 50-х годов по вторую половину 70-х годов XVI столетия. Много это или мало? Если учесть, что в середине XVI века на воеводские должности в полках действующей армии и крупных городах могли претендовать человек сто, от силы сто пятьдесят, то получится, что из высшего эшелона русского командования выбыла как минимум треть. Катастрофический результат!

По большей части в список попали служилые аристократы, «худородных» тут крайне мало, зато персон, принадлежащих к высшей знати, предостаточно. Высок процент видных представителей нетитулованной знати — старинных боярских родов, особенно московских. То крепкое боярство, на которое опирались когда-то московские Даниловичи как на самый надежный резерв, при государе Иване Васильевиче потеряло лучших командиров и в конечном счете получило самый страшный удар[85].

Причем выбыли почти все талантливые, искусные, удачливые полководцы. Р.Г.Скрынников пишет, в частности, что к концу 1570-х годов, когда Россия начала последнее масштабное наступление в Ливонии, «…все крупнейшие военачальники были казнены Грозным»… В их числе оказались Александр Горбатый, Михаил Воротынский, Алексей Басманов, Михаил Репнин, Юрий Кашин, Андрей Шеин». Не было с ним также бесстрашного И.В. Шереметева-Большого, энергичного В.И. Умного-Колычева, рассудительного А.Ф. Адашева, опытных кн. И.И. Пронского Турунтая и П.М. Щенятева… Это как будто подтверждает тезис Скрынникова о том, что «…военное руководство перешло в руки воевод, не имевших особых заслуг, опыта и способностей»^{60}.

Но гибель «генералитета» — еще полбеды. Реставрированные Скрынниковым синодики показывают: счет ведется на тысячи жертв. Из них большую часть занимают служилые люди по отечеству, гибнувшие под секирой террора с семьями и слугами. Они не принадлежат к боярско-княжеской аристократии. Это в основном дети боярские московские, выборные и городовые — от очень заметных родов до совершенно неизвестных. Трудно установить, сколько именно и по какому «делу» было их казнено. Однако масштаб ущерба, нанесенного военно-служилому сословию в целом, весьма велик. В 1563 году под Полоцком Иван IV располагал корпусом дворянской конницы численностью в 18 000 бойцов (к самим дворянам добавляют, как правило, такое же количество вооруженных холопов). Для XVI столетия это высший предел. Больше, теоретически, могло выйти только в казанский поход 1552 года, но не сохранилось документов, способных пролить свет на этот вопрос. В ливонских кампаниях 70-х годов царю удавалось собрать примерно в два раза меньше помещиков-кавалеристов. Конечно, многих из них повыбило на войне. Кое-кто скрывался от службы «в нетях». Но, видимо, и террор сказал веское слово: ущерб, понесенный от него дворянской конницей — основой русской армии того времени, — был таков, как если бы основные силы Московского государства подверглись разгрому в генеральном сражении…

Наконец, худо сказалась на боеспособности войск так называемая казанская ссылка 1565 года[86]. Она надолго вывела из оперативного оборота значительное количество служилых людей.

С кем же Иван Васильевич остался? Каких московских военачальников князь Курбский презрительно именует «каликами»? Хороши ли они в деле? Много ли у государя осталось незаменимой и верной поместной конницы? Тот же Скрынников считает, что к 1577 году у Ивана Васильевича «…не оказалось способных воевод, которые могли бы овладеть опорными крепостями Ригой и Таллином»^{61}. Между тем сам Иван Грозный более оптимистично смотрел на этот вопрос. Полемизируя с Курбским, писавшим об истреблении «сильных во Израиле», он демонстрирует уверенность и в своей правоте, и в работоспособном состоянии командирского корпуса: «…Сильных во Израиле мы не убивали, и не знаю я, кто это сильнейший во Израиле, потому что Русская земля держится Божьим милосердием, и милостью пречистой Богородицы, и молитвами всех святых, и благословением наших родителей, и, наконец, нами, своими государями, а не судьями и воеводами, а тем более не ипатами и стратигами. Не предавали мы своих воевод различным смертям[87], а с Божьей помощью мы имеем у себя много воевод и помимо вас, изменников. А жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были и казнить»^{62}.