Иван IV Грозный

В Московском государстве по городам и областям рассылаются царские послания с известиями о приобретении новых земель и городов в Ливонии. Об этом можно судить по неофициальным летописным памятникам того времени: в них вошли известия об удачных походах середины 1570-х годов, причем переданы они примерно одинаковыми словами. В собрании ГПИБ есть рукописный сборник, содержащий краткий летописец, который представляет собой компиляцию сведений из разных источников, совершенную в 1735 г. Этот летописец ранее находился в библиотеке П.В. Щапова, поэтому можно условно назвать его Щаповским. В состав Щаповского летописца вошли отрывки из летописного памятника, относящегося приблизительно к 1610-м или 1620-м годам. От 1570-х годов в нем 7 кратких сообщений, причем 5 из них отмечают взятие различных ливонских городов. События похода 1577 года разделены на два сообщения. От 7085 года (верная дата): «Взятъ Куканаус и иных 24 города»; от 7087 года (явно ошибочная дата): «Ходилъ государь и вся[142] Свейского короля 27 городовъ»^{94}. Это, очевидно, связано с тем, что Иван IV не ограничился отправкой в Россию одного послания, но, впечатленный собственными успехами, велел разослать из ставки целых два: после падения Кокенгаузена (Кокнесе) и в конце кампании.

По этой эпистолярной игре можно понять две вещи. Во-первых, государь видит в последнем своем походе исполнение воли Божьей и, одновременно, решающее усилие по овладению ливонским наследством. То, что Рига и Таллин не открыли ворота перед русскими полками, по всей видимости, не особенно волнует его. Надо полагать, Иван Васильевич считал их падение делом времени: для него прибалтийская постановка была завершена, а сцены, выпавшие из нее при последнем сокращении сценария, можно вписать и постфактум… Во-вторых, Иван Васильевич уверовал в свою непобедимость, подобно тореадору, щелкающему бешеного быка по носу.

Что ж, тактически действия державного полководца безупречны, результат вторжения в Ливонию — явно позитивный. Но стратегически итоги масштабного вторжения в Ливонию оказались ничтожными. Пик успехов русского оружия в этой войне был пройден пятнадцатью годами ранее, после взятия Полоцка. Формально, в 1577 году под контролем у московского государя оказалась значительно большая территория, нежели в 1563-м. Но, во-первых, после катастрофы 1571 года любая компенсация на Западе представляется далеко не достаточной. Во-вторых, все занятые города оптом не стоили одного Полоцка с прилегающими землями. Невозможно из сотни карамелек слепить шоколадный торт! В-третьих, внутренние области России к тому времени пришли в такое состояние, когда любую наступательную войну необходимо прекратить, поскольку экономический и демографический ресурс на исходе. Наконец, в-четвертых, последние завоевания оказались непрочными: не доставало сил, чтобы их удержать. Вскоре после того, как русская армия покинула занятые ею земли, неприятель с легкостью отбил несколько городов. Единственный союзник Московского государства на этом театре военных действий, Магнус, в 1578 году перешел на сторону поляков. Вероятно, ему трудно было простить то страшное унижение, которому подверг его Иван Васильевич, и те потери, которые он понес в связи с крахом своей авантюры. Таким образом, эмоции государя дорого обошлись стране. Победы 1577 года рухнули, как карточный домик, от первого же дуновения войны…

Последним значительным успехом русской армии в Ливонии было взятие Полчева в конце 1578 года[143]. К тому времени Венден уже был потерян (притом латыши, находившиеся в городе, помогли полякам занять его)[144], и государь, вероятно, очень досадовал, лишившись главной жемчужины в короне триумфального похода 1577 года. Эта потеря обессмысливала успехи, достигнутые нашими полками при личном участии Ивана Васильевича, а царь ко всякой своей победе относился трепетно. Он велел воеводам идти отбивать Венден[145]. Но тут произошло странное событие, о котором кратко сообщает разрядная книга: «И воеводы сделали не по государеву наказу, не пошли к Кеси (Вендену), а пошли в Юрьев в Ливонской»^{95}. С чем связано феноменальное неповиновение командующего русской армией князя Ивана Юрьевича Голицына? Воевода ссылается на то, что наступать просто «…не с кем, людей мало».

Этот малозаметный эпизод маркирует перелом в последних наших успехах на Ливонском театре военных действий и, одновременно, точку, откуда началось падение в бездну. Все. Страна истощила военные ресурсы.

Итак, 1578 год — переломный…