Вся история странного Слободского братства, скорее всего, насчитывает несколько месяцев, а то и недель. Ведь Иван Васильевич провел значительную часть того периода в разъездах: бывал подолгу в Москве, ездил по вотчинам И. П. Фёдорова, занимаясь их разгромом, несколько месяцев провел в походе на Новгород и другие северные области, принимал опричный военный смотр в Старице, выезжал на юг «по крымским вестям». Что же остается? Твердо можно говорить о нескольких месяцах в середине 1569 года (до Новгородского похода), а также промежутке от марта — апреля 1570-го до середины мая 1571 года. По всей видимости, именно тогда, между 1569 и 1571 годами и существовал Слободской орден. Самое большее, полтора года, но более вероятно, как уже говорилось, — всего лишь несколько месяцев.
Не столь уж много.
Видимо, для царя Ивана Васильевича «орденская» затея не являлась чем-то насущно важным. Она стала очередной «театральной постановкой», чуть ли не игрушкой, и скоро сделалась ненужной под давлением обстоятельств настоящей большой политики.
ОПРИЧНАЯ АРМИЯ
Был ли «большой террор» оправдан какими-либо успехами государства? Ясно, что опричная реформа стоила стране чрезвычайно дорого. Гораздо сложнее вопрос: достигла ли она своих целей в той сфере, которая ее породила, — военной? Выполнила ли новая, опричная армия свою главную задачу — переломить ход Ливонской войны?
Нет, ничего подобного.
Стоит со вниманием присмотреться к причинам неудачи опричного «проекта» в этой ключевой сфере.
Что принесла опричнина русской армии? Прежде всего, произошел «перебор» основного состава высших воевод.
Показательна расстановка на воеводские должности в действующей полевой армии опричников. Хотелось бы напомнить, как беглый князь Андрей Михайлович Курбский в послании Ивану Васильевичу вопрошал: «Зачем, царь, сильных во Израиле истребил, и воевод, дарованных тебе Богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквах Божьих пролил… Не они ли разгромили прегордые царства и обратили их в покорные тебе во всем, а у них же прежде в рабстве были предки наши? Не отданы ли тебе Богом крепости немецкие благодаря мудрости их? За это ли нам, несчастным, воздал, истребляя нас и со всеми близкими нашими?» В третьем послании та же тема выражена предельно ясно и концентрированно: «Лютость твоей власти погубила… многих воевод и полководцев, благородных и знатных, и прославленных делами и мудростью, с молодых ногтей искушенных в военном деле и в руководстве войсками, и всем ведомых мужей — все, что есть лучшее и надежнейшее в битвах для победы над врагами, — ты предал различным казням и целыми семьями погубил без суда и без повода… И, погрязнув в подобных злодеяниях и кровопролитии, посылаешь на чужие стены и под стены чужих крепостей великую армию христианскую без опытных и всем ведомых полководцев, не имеющую к тому же мудрого и храброго предводителя или гетмана великого, что бывает для войска особенно губительно и мору подобно, то есть, короче говоря, — без людей идешь, с овцами и с зайцами, не имеющими доброго пастыря и страшащимися даже гонимого ветром листика, как и в прежнем послании я писал тебе о каликах твоих, которых ты бесстыдно пытаешься превратить в воеводишек взамен тех храбрых и достойных мужей, которые истреблены и изгнаны тобою». Таким образом, опальный князь обвиняет царя в том, что тот, истребив командирский корпус, фактически лишил армию лучших воевод.
Между тем сам Иван Грозный более оптимистично смотрел на эту проблему.
Полемизируя с Курбским, писавшим об истреблении «сильных во Израиле», он демонстрирует уверенность и в своей правоте, и в работоспособном состоянии командирского корпуса: «…Сильных во Израиле мы не убивали, и не знаю я, кто это сильнейший во Израиле, потому что Русская земля держится Божьим милосердием, и милостью пречистой Богородицы, и молитвами всех святых, и благословением наших родителей, и, наконец, нами, своими государями, а не судьями и воеводами, а тем более не ипатами и стратигами. Не предавали мы своих воевод различным смертям, а с Божьей помощью мы имеем у себя много воевод и помимо вас, изменников. А жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были и казнить».