Иван Иванович Пущин

Мой первый друг, мой друг бесценный,

И я судьбу благословил,

Когда мои двор уединенный

Твой колокольчик огласил.

Молю святое Провиденье,

Да голос мой душе твоей

Дарует то же утешенье,

Да озарит он заточенье

Лучем лицейских ясных дней.

Псков, 15 декабря 1826 года.

Отрадно отозвался во мне голос Пушкина. Преисполненрый глубокой, живительной благодарности, я не мог обнять его, как он меня обнимал, когда я первый посетил его в изгнаньи. Увы, я не мог даже пожать руку той женщины, которая так радостно спешила утешить меня воспоминанием друга; но она поняла мое чувство без всякого внешнего проявления, нужного, может быть, другим людям и при других обстоятельствах. А Пушкину, верно, тогда не раз икнулось. Наскоро, через частокол, Александра Григорьевна проговорила мне, что получила этот листок от одного своего знакомого пред самым отъездом из Петербурга, хранила его до свидания со мной и рада, что могла, наконец, исполнить порученное поэтом. По приезде моем в Тобольск в 1839 г. я послал эти стихи к Плетневу. Таким образом они были напечатаны (в «Современнике» за 1841 г.), а в 1842 г. мой брат Михаил отыскал в Пскове самый подлинник Пушкина, который теперь хранится у меня в числе заветных моих сокровищ».

Но возвратимся к Пущину еще свободному, Пущину – судье, Пущину – общественному деятелю, Пущину – члену тайного общества.

Гуманный образ мыслей, горячее, отзывчивое на страдания ближнего сердце и благородный, решительный характер завоевали Пущину «почтение граждан». Даже Греч, тот самый Греч, который дал в своих «Записках» столько несправедливых характеристик многих декабристов, отозвался о Пущине такими строками:

«Иван Иванович Пущин, один из воспитанников Царскосельского Лицея первого блистательного выпуска, благородный, милый, добрый человек, истинный филантроп, покровитель бедных, гонитель неправды. В добродетельных порывах для благотворения человечеству вступил он на службу безвозмездно по выборам в уголовную палату… Он выстрадал слишком тридцать лет в Сибири… Память об его уме, сердце и характере и глубокое сожаление об его несчастьи останутся навеки в глубине души моей!..»

Строки, несомненно свидетельствующие о завоевании Пущиным «почтения граждан».

Когда Союз благоденствия был закрыт и в Петербурге возникло Северное Общество, Пущин тотчас же вступил и в него.

Им, по свидетельству кн. Оболенского, был принят в Общество Рылеев, – обстоятельство, имевшее, как известно, в судьбах Общества важное значение.

Принимая деятельное участие во всех начинаниях Общества, Пущин особенно горячо интересовался постановкою в нем вопроса об освобождении крепостных крестьян. Известно, что по вопросу о том, на каких именно основаниях следует освободить крестьян, среди декабристов существовали различные мнения. Во второй редакции конституции H. М. Муравьева по этому поводу говорится следующее: «Земли помещиков остаются за ними. Дома поселян, с огородами оных, признаются их собственностью со всеми земледельческими орудиями и скотом, им принадлежащим». На полях этой рукописи другою рукою написано: «ежели огород, то и земля». Существует мнение, что замечание это принадлежит Рылееву, но В. И. Семевский, путем тщательного сличения почерка, пришел к заключению, что замечание «ежели огород, то и земля», сделано на рукописи Пущиным.

Пущин много занимался пропагандою в обществе идеи освобождения крестьян. В статье В. И. Семевского «Крестьянский вопрос в России во второй половине XVIII и первой половине XIX века» находятся такие, основанные на подлинных показаниях декабристов, строки:

«В своем показании, в январе 1826 года, Пущин говорит: «в начале прошлого 1825 года, не находя никаких средств к распространению Общества и желая хоть несколько содействовать к общему благу в духе оного, я учредил в Москве из своих знакомых союз, имеющий целью личное освобождение дворовых людей. Обязанность члена состояла в том, чтобы непременно (курсив, – замечает В. И. Семевский, – в подлиннике) не иметь при своей услуге крепостных людей, если он в праве их освободить; если же он еще не управляет своим имением, то по вступлении в управление оного, непременно должен выполнить обязанность свою. Сверх того, при всяком случае, где есть возможность к освобождению какого-нибудь лица», члены союза обязывались «оказывать пособие или денежное, или какое-нибудь другое, по мере возможности». Из этого видно, что мысль об освобождении крестьян и желание так или иначе реализовать ее в жизни постоянно заботила Пущина.

В декабре 1825 г. Пущин находился в Москве, но, узнав о замыслах петербургских товарищей, тотчас же, не взирая на нежелание его служебного начальства дать ему отпуск, поскакал в Петербург.