Иван Калита

По возвращении в кош атаман ничего подозрительного не заметил. Жизнь в коше шла своим чередом. Отряд сопровождения ещё не вернулся, но атаман, по прикидкам, ожидал его под вечер. Хист правда, зачем-то крутился около куреня атамана. Собрав есаулов, Семён приказал им направить людей в Рязань забрать у купцов готовые чайки, оружие, одежду. Старшим назначил есаула Гудыма. Чтобы их купцы не обманули, дал им и писарчука. Отправляя отряд, он наказал есаулу прикупить смолы и пакли. Подготовка к походу подтянула казаков.

И вот зашумели ручьи. Земля огласилась птичьими песнями. На оголившиеся берега потянулись чайки, задымили костры, воздух пропитался гарью. Конопатили, смолили ладьи, готовили припасы. На солнце просушивали вяленую рыбу и мясо. Годных к походу оказалось тридцать чаек. Надо было отобрать тысяча восемьсот человек. Это дело решалось на сходе. Окончательный выбор решал жребий. Это устраивало всех. Это и была одна из форм казацкой свободы. Утрясали несколько дней. И выбор был сделан. Казаки получали шаровары, бешметы, суконные кафтаны, меховые шапки, оружие. Челны для проверки спущены на воду. Старые казаки предложили избрать наказного атамана. Мало ли что могло случиться. И опять круг. Атаман поднялся на телегу.

— Друзеки-казаки! — сказав, осмотрел толпу. — Через несколько дней мы покинем эти берега. Что нас ждёт, знает только бог! Всяко может случиться и со мной. Вражьи стрелы не разбирают кто перед ними. Поэтому мы должны, как делают наши братья-днепровцы. выбрать наказного атамана!

Толпа непонятно загудела. Атаман стоял молча, поглядывая вокруг. На телегу кряхтя поднялся Курбат и поднял руки, призывая к тишине. Когда все угомонились. Курбат заговорил:

— Браты казаки! Я знаю, что доверяете мне!

Толпа одобрительно загудела. Стараясь её перекричать, он продолжил:

— И Зосиму.

И опять одобрительный гул. Курбат вновь дождался, когда всё стихнет, и сказал:

— Тута нужен молодой, чтоб кровь в жилах кипела!

— Правильно!

— Так вот мы предлагаем... Андрея!

— Молод! Молод!

Начался спор. Майдан распался на две части. Страсти закипали! Атаман вынужден был вмешаться.

— Молод, говорите? — спросил он, бросая взгляды по сторонам. — А вы не забыли, что этот молодой кош нам спас? — опять спрашивает атаман.

— Лады! — круг принял предложение атамана и начал расходиться.

Пошли весенние дожди, сгоняя последний снег. Вода поднялась. Самое время выступать в поход. По этому случаю к ним прибыл отец Порфирий. В своей проповеди он много говорил о спасении христиан от рук неверных. Молил Бога помочь казакам в их правом деле. Все молились неистово, прося у Пресвятой Богородицы защиты и удачи. После окончания молебна и прощания с батюшкой есаулы подняли свои насеки. На атаманской чайке взвился бунчук — знак к отплытию. Атаман с булавой в руках взошёл на ладью. Вслед за ним каждый курень занял свою ладью.

— С Богом! — крестится Семён.

Ритм ходу задавала атаманская чайка. Гребцы на ней опытные, знающие своё дело. Прощальные взоры на родные места, и они исчезают за первым же поворотом реки. Начало припекать солнышко. Сброшена одежда, широкие спины казаков подставлены ласковым лучам. Лодии стараются идти в кильваторе атаманской чайки. А вот и первая неудача. Чья-то ладья, стремясь обойти соседа, сильно взяла надесно и села на мель. Под смех проплывавших мимо казаки прыгали в воду и выталкивали ладью на глубину. Пока возились, мимо пронеслась последняя чайка. Теперь плюй на руки и греби с удвоенной силой.

Атаманская чайка летит и летит вперёд. Думали казаки, что ночью отоспятся, ан нет. Поступила команда: парам спать через одну. Понятно желание атамана. Подходили к местам, где господствовала татарская сила.

И вот опять рассвет, и опять все на вёслах. Нет, несладка казацкая доля. Выносливы атамановы гребцы, вновь разгоняют скорости. Жмут казаки из последних сил. Страсть как хочется пить. Так бы морду за борт и пил, пил. Да нельзя. Есаулы следят строго. Сказано — эту воду пить упаси бог. От неё все болезни. Заболеешь, церемониться не будут. Скинут за борт — и делай что хошь.

На вторые сутки похода есаул Андрей проснулся, когда первые лучи восходящего светила уже проложили сверкающий след по водяной глади. Ныло всё тело. Больно было даже повернуться. И ему так захотелось отшвырнуть это опостылевшее весло, встать на борт и нырнуть в свинцовые неприветливые воды, да так, чтобы, только уткнувшись в берег, выйти на него и растянуться на траве. И катись они дальше, все эти походы! Но вдруг он поймал себя на мысли, что раскис как какая-нибудь девчонка. И вдруг заметил, что его ладья изрядно отстала.

— Эй, казаки, — раздался его зычный голос, — а ну налегли.

И полетела ладья, только держись.

На четвёртый день стало полегче. Плохо только со жратвой — вяленая рыба аль кусок тоже вяленого мяса да пара глотков воды. На день! Если кто из молодых начинал скулить:

— Чё еду-то бережёте?

Есаул на него зыркал:

— Дойдём до берега, обожрёшься. А щас греби!