Иван Калита

Пётр усмехнулся, покачал мохнатой головой. Толстыми заскорузлыми пальцами почесал грудь. Он явно обдумывал, что сказать князю. Тот терпеливо ждал, в душе радуясь серьёзности этого мастера.

— Ну что, княже, — загудел он, — надоть, такмо скуём. Но токмо басу навесть, тута никак фрязин потребуется, — кузнец виновато опустил голову и исподлобья взглянул на князя, — нужен будет и кожевник.

Князь понял — надо сделать и ножны.

— Кого назовёшь? — промолвил князь.

— Миколу, — прогудел Пётр, — а из кожевников — Ивана.

Сделка состоялась. Меч князю очень понравился. Каменья фрязин умело расположил как на рукояти, так и на ножнах. Подобрал Иван Данилович к нему и пояс сердоничный с золотой оковкой. Да шубу соболью. Царский подарок. Пусть знают. Анастасии — монисто из дорогих каменьев, где посредине горел алмаз, величиной с голубиное яйцо, он один перевесит все подарки тверского князя.

Утром княжеские отроки, разодетые, как павлины, постучали в дверь гостевых опочивален. И вот идут по переходу московские гости, князь, княжна и боярин Кочева с подарками, в сопровождении отроков. Ожидавшие их слуги распахивают двери, и перед очами гостей предстаёт тверской князь с княгиней. Она держит поднос с кутырем и солью. Взор Ивана Даниловича уставился на поднос: такое он видит впервые. Что же ему с этим делать? Хорошо, рядом Елена, которая шепнула: «Отломи кусочек, помокни в соль и надкуси». Он быстро это проделал и посмотрел в глаза княжны. Взгляды их встретились. Усилием воли он отвёл взгляд, как будто что-то неведомое его обожгло. Такой женской красоты он ещё не встречал. Склонила голову и Анастасия. От Александра не ускользнул этот момент, и он отреагировал на это гордой улыбкой за свою жену. А женское сердце Елены сжалось от плохого предчувствия. Скоро всё вошло в нормальное русло, и московский князь вручил подарки.

— Прими, друже князь, поделку московского мастера, — и передал меч Александру.

Если бы в гриднице не горело столько свечей, она всё равно бы засверкала разными цветами от тех каменьев, которыми был украшен этот меч. Глаза князя Александра загорелись радостным огоньком.

— И ещё, — Иван Данилович набросил шубу ему на плечи, сказав: — пусть она, — он провёл рукой по атласной шерсти, — тебя всегда согреват.

Александр расплылся в улыбке.

— А это, — он взял шкатулку у боярина и подошёл к княгине, — царица ты наша! Прими от... — он хотел сказать от раба твоего, но вовремя сдержался, — нас этот скромный подарок, — и достал из шкатулки монисто.

Алмаз в нём горел, как маленькое солнце. Все ахнули. Подавая подарок, рука князя невольно соприкоснулась с её рукой. Ему показалось, что между ними проскочила искра. И в то же время этого мгновения хватило ему, чтобы ощутить шелковистую нежность её кожи. И он почувствовал, что в его сердце зародилось какое-то, ещё не понятное ему чувство. Не осталось это мгновение незамеченным и ею. Белоснежное её лицо покрыл румянец, отчего она стала ещё прекрасней. Муж, что-то уловив, посмотрев на неё молящим и в то же время расстроенным взглядом, отвернулся. Произошло какое-то замешательство. Но Александр быстро нашёлся, пригласив гостей к столу.

Не зря тверской князь столько времени готовился к встрече с московским князем. Убранство одного стола чего стоило. Нет здесь привычных кубков, кружек. А стоят, как вой на страже, хрустальные бокалы из тонкого стекла, за которые боязно браться руками. А каких только бутылиц нет: и плоские, и раздутые. А сколько фруктовой заморской диковины: и ананасы, и бананы, и финики, и апельсины... Не пить, не есть их надо, а смотреть, словно перед вами волшебная картина. А о русском богатстве и говорить нечего. Какие тут осётры да белуги, стерляди, но это уже не в диковинку. И всё говорило о том, что хозяин хотел показать гостю своё расположение. Да и разговор он завёл о том, что не надо вспоминать прошлое, а надо помнить одно: корень-то у них один. И жить надо по-родственному. А если им объединиться, то они любому шею сломают! Ухмыльнулся московит, спросил:

— Кому же ты хочешь её сломать? Уж не о... ты помышляешь? — назвать кого, не захотел, ибо тут сидели разные люди, ещё и донести могут, но большим пальцем показал через плечо на юг.

Александр его понял. Взбодрённый не то выпитым, не то чтобы показать соседу свою храбрость, вызывающе сказал:

— Да хоть его.

Но тут зазвучал серебряный голосок Анастасии.

— Милый, — она повернулась к мужу, — хватит мужских разговоров, повеселим лучше гостей дорогих, — и взглядом приказала дворе кому позвать толпившихся за дверьми скоморохов, дударей.

В огромной гриднице есть где разгуляться весёлой публике, и она заполнила помещение. Иван Данилович поощрительным взглядом посмотрел на Анастасию, оценив её ум. Та ему только улыбнулась. «Какая прелесть!» — чуть не сорвалось у него с губ. Он вдруг почувствовал себя семнадцатилетним юношей, и ему захотелось вместе с этой смешной публикой выкинуть коленце, да не одно. Елена еле удержала загоревшегося мужа, поняв вовремя его желание.