Читаем Иван Калита полностью

Дед только усмехнулся.

— Пошли, — сказал он, углубляясь в лес.

Это было царство огромных, просто гигантских елей. Их кроны так широко разошлись, что казались вторым небом над головой. Тут была вечная темнота. Но идти было легко. Редко встречался поверженный великан, преграждавший дорогу). Митяю казалось, что это самое медвежье место.

— Слышь, Алим, а как мы донесём кровь? — догоняя его, спросил Митяй, сгибаясь перед очередной огромной веткой.

— Тык карман-то у тя есть? — смеётся дед.

— Шутник ты, старый! Никак ведьмежонка добывать будем.

— Нуть, с догадкой, — дед приподнимает ветвь.

Но скоро лес изменился. Ели начали мешаться с берёзой, кустарником. Идти стало гораздо труднее. Переходя очередной овраг, дед вдруг остановился и стал озираться вокруг себя.

— Тык, обождь. Кажись, тута.

Он пошёл осторожно по краю оврага. Его настороженность передалась и Митяю.

Он почувствовал вдруг, как потяжелели ноги. А тут ещё из-под куста вырвалась лиса. Митяя бросило в пот.

— Не отставай, — прикрикнул Алим, — тута! — возвестил дед, поворачиваясь к парню.

Он подождал Митяя и взял у него шест Наверху, почти над их головами, зияла какая-то дыра. Дед покрутил головой:

— Неловко тута брать.

— А что, они тута есть? — топчет Митяй снег.

— Есть, а куды им деваться. Но тута не будем брать. Пошли!

Они прошли мимо этой дыры, на которую парень смотрел с большой опаской. Он даже обошёл её сторонкой. Продираться сквозь кусты, по пояс в снегу, пришлось долго. Наконец Алим остановился, вытирая со лба пот. Он вновь забрал у парня шест и снова пошёл. Пройдя несколько шагов за ним, Митяй увидел поваленную сосну, а под ней дыр/, похожую на ту, которую уже видел.

— Тссс, — дед повернулся к парню и приложил палец к губам.

Митяй понял, что охота началась. Опять появилась тяжесть в ногах. Не говоря ни слова, рукой дед показал парню его место.

— Ага! — как-то машинально вырвалось у Митяя.

— Тсс! — пригрозил сердито ему старик, начиная шестом шуровать дыру.

Послышалось недовольное ворчание. Дед глянул в сторону Митяя и закивал головой, мол, есть там зверюга. И снова принялся беспокоить зверя. На этот раз хозяину не понравилось, что его так настырно тревожат. Он взревел, и в дыре показалась голова, а вскоре и сам зверь. Дед едва увернулся. Медведь, встав на задние лапы, пошёл на Митяя, стоявшего на его пути. Он дико ревел, махая лапами.

Мурашки бежали по спине Митяя. Но он стоял, выжидая удобного момента. Из головы всё вылетело. Единственно, что он повторял: «Господи, помоги!» Зверюга всё ближе и ближе. Какое желание бросить эту рогатину и задать стрекоча. Но дед говорил, что медведи бегают быстрее. Догонят и порвут.

Вот он, рядом! Господи... Митяй делает выпад. Рогатина упёрлась в ведьмедя, но он взревел ещё сильнее. «Жив, гад! — мелькнуло в голове парня. — Что делать?» И вдруг он вспомнил, как его учил дед. Он выдернул рогатину и вновь всадил зверю в грудь. И тут ему показалось, что медведь сейчас кинется на него, и бросился наутёк. Митяй не знал, сколько времени бежал. Когда выдохся, остановился, чтобы перевести дух. И его поразила тишина. Никто, оказывается, его не преследовал.

— Тьфу! — вырвалось у него из груди.

И он повернул назад. Долго шёл по следу, прежде чем вышел на деда, который свежевал медведя.

Митяй подошёл с опущенной головой. Дед, не оглядываясь, проговорил:

— Ну и ведьмедя ты завалил. Я туть таких видеть не видывал. Возьми мою котому и пошарь там, — он показал зализкой на берлогу, — ведьмежат.

Парень опрометью бросился исполнять его веление, с радостью понимая, что тот простил его трусость. Призывая на помощь Божью Мать, Митяй полез в берлогу. Он нашёл их, забившихся у дальней стенки. Медвежата урчали, огрызались, пробовали даже кусаться, когда парень заталкивал их в котомку. Когда вылез, сообщил:

— Я двоих тама взял!

Дед ничего не ответил. А кончив свежевать, сказал:

— Ты дрями сбери, дулму готовить будем.

Митяй озадачился: «Чё за дулма?» Но, подумав, что раз дрями надо собирать, значит, еду будем готовить, и бросился в лес собирать сухостой.

Митяй не ошибся. Когда от сушника осталась одна горячая зола, Алим, нарезав тонкие ломти медвежатины, бросил их на жар. Митяй уплетал мясо за обе щеки, похваливая деда. Когда насытились, Алим, поднимаясь, сказал, что пора собираться.

— А ето? — Митяй кивнул на медвежью тушу.

— Щас, — ответил Алим.

Углубившись в лес, он срубил две мощные ветки ельника. Когда возвратился с ними, Митяй понял, что ему опять придётся тащить «волокуши». Так оно и вышло.

Приближаясь к жилью, Митяй увидел хворого, который выбрался из курени и стоял, прислонившись к дереву.

— Дед! Смотри! — радостно завопил парень.

Дед, согнутый в три погибели от груза, приостановился и, увидев больного, улыбнулся. Митяй бросился было к больному, но дорогу преградила псина. Дружбан грозно рычал.

— Не бойсь, он не тронет, — с улыбкой проговорил больной и приказал Дружбану сидеть.

Когда прошли порывы радости, Митяй сказал, повернувшись к деду:

— Ты смотри-ка, Алим, наш-то хворый на поправу пошёл. Силёнка появилась, сам выполз, помочь хочет, — и засмеялся.

Дед перекрестился:

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее