Читаем Иван Калита полностью

Поснимав ремни, они усиленно ими заработали. Табун набирал скорость. А парни всё гнали и гнали его. Лошади пошли во весь опор. Татарский отряд, преследовавший их сзади, начал отставать. Татары же, скакавшие им навстречу, стали сдерживать коней, поняв, что обезумевшие от гонки лошади могут их смять. Если передним рядам удалось увернуться от удара, то задние ряды, не видевшие опасности, были смяты.

Парням прорыв удался. Теперь всё зависело от выносливости их коней. Им повезло и тут. Животные оказались выносливее хвалёных татарских лошадок. Они оторвались от преследователей. Но страх гнал парней всё дальше и дальше, пока кони не стали спотыкаться. Андрей остановил взмыленную лошадь, за ним последовал и Митяй. Они спрыгнули на землю.

— Кажись, оторвались, — произнёс Митяй, на последнем слове прикусывая язык.

Оба рассмеялись. Уход от опасности поднял настроение. Митяй, правда, посетовал на то, что во время этой скачки растеряли табун.

— Зато жизни свои спасли, — заметил его друг Митяй согласился.

Андрей поцеловал морду коню и, сняв уздечку, хлопнул по крупу, приговаривая:

— Иди, мой хороший, пощипи травку.

— Ты... ты передние ноги ему... спутай.

— Ты прав, надо стреножить.

Отправив коней пастись, они достали из мешка еду. Посмотрев на вяленое мясо, Андрей уныло промолвил:

— Каши хочу.

Митяй, деловито нарезая куски, заметил:

— Вот станешь казаком, вдоволь её наешься.

— А ты-то казак или нет? — выбирая себе кусочек мяса, спросил Андрей.

— Казак тоть! — оба рассмеялись.

— И давно? — прожевав, спросил Андрей.

— Дак, щитай, года три наберётся.

— О! — восхитился друг. — А что ты там делал?

— Да всё. И коней пас, и рыбу ловил, и кашевару помогал тоть. Тьфу...

— В какие-нибудь походы, ну... на татар ходил? — прожёвывая мясо, спросил Андрей.

— Ходил. И на купцов ходил. На Итиль!

— Во как! — с удивлением воскликнул Андрей. — А как вы там, — он кивнул назад, — оказались?

Митяй понял, что тот хотел спросить.

— Да Хист сманил. Сказывал, мол, быстро деньгу сшибёте. Богаче боярина станете.

— Не вышло?

— Не вышло! Князь своих воев купцам стал давать.

Наевшись, Андрей, больше ни о чём не расспрашивая друга, расстелил зипун и посмотрел на небо. Солнце склонялось к закату. Он был розовый, и Андрей заметил:

— Хорошая завтра будет погода.

Митяй, сунув в мешок остатки еды, прилёг рядом с ним. Сладко зевнув, сказал:

— Я сосну, ты... посторожи. Потом буди меня.

Андрей лежал, закинув руки под голову, и смотрел в темнеющее небо. Ему было интересно его рассматривать. На востоке уже темно, прямо над ним небо незаметно теряло голубую прелесть. И только на западе узкой полосой оставалась синева. Да и сама степь, если послушать, тоже вроде укладывалась спать. Смолк птичий гомон. Только отдельные особи ещё перекликались меж собой. Замолк и травяной шелест. Незаметно и к Андрею подбирался сон. Он даже вздремнул на мгновение. Поняв это, осудил себя и взглянул на Митяя. Тот спал, сладко посапывая. Андрей потряс головой, словно прогоняя остатки сна, потёр уши. Но, почувствовав, что этого мало, поднялся. Солнце почти скрылось, оставив исчезающую полоску света. Степь наполнялась темнотой. Похолодало. Андрей немного встряхнулся и пошёл к лошадям.

Наконец, набродившись вдоволь, он решил будить Митяя. Сделать это было не очень-то легко. Но, всё же осознав, что от него требуют, тот поднялся, сделал несколько энергичных движений руками, согреваясь.

— Ложись, — с завистью в голосе сказал Митяй, набрасывая на плечи зипун.

Какое-то время он справлялся со сном. То сбрасывал зипун, считая, что от тепла тянет на сон, то вновь его надевал. Прыгал, скакал, бил себя по лицу. Но сон, предатель, всё же овладел им.

Андрей сквозь сон почувствовал, что кто-то заворачивает ему руки. Вначале мелькнула мысль, что это Митяй шутит. Но чужой говор сразу поставил всё на место. Он неожиданно так махнул нападавших, что те разлетелись в разные стороны. Вскочив. Андрей схватил саблю и бросился спасать Митяя, которого уже вязали.

Раскидав татар, он освободил друга, и они попытались скрыться. Но один из татар ловко бросил аркан, и тот сдавил горло Андрею. Парень машинально схватился за петлю, но другой татарин чем-то грохнул его по голове. Всё поплыло перед глазами, и Андрей оказался на весенней нежной траве. Он смутно ощущал, что с ним делают. А мысль была об одном: «Что с Митяем?» Того тоже повязали.

<p><strong>ГЛАВА 10</strong></p>

Донской атаман Семён Еремеев по кличке Еремей вернулся с похода на Итиль. Еремей — мужик лет за сорок, выше среднего роста, жилист, из-под нависших косматых бровей смотрели внимательные серые глаза. Рыжеватые усы свисали ниже подбородка. Лицо всё в шрамах. По нему, как по книге, можно было прочитать о бурной жизни атамана. Шрамы сделали выражение лица не только суровым, но и грозным. Стоило ему только взглянуть на какого-нибудь забуянившего казака, как того словно обливали ушатом ледяной воды, тотчас успокаивался.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее