Иван Калита

Теперь посуровело лицо князя: «Так вот зачем он ездил сюда. Сколько же он привёз злата? Всех, видать, ободрал», — подумал князь, обдумывая в то же время, что сделать, чтобы обезвредить Александра. И пришла мысль: чтобы Александр держал язык за зубами, надо хану послать к нему своего человека. Баскак мгновенно оценил важность предложения. Но ничего не сказал, а налив арзы, поднял пиалу:

— Как вы, русские, говорите: за здраву!

Главная ханская жена встретила московского князя весьма благосклонно. Ещё бы! На плечи ей наброшена лёгкая, как летнее облачко, белоснежная, как горный снег, горностаевая мантия. Ханша много видела разных подарков: на серебро устали смотреть глаза, не особенно впечатляли и золотые поделки. Но этот подарок превзошёл все её ожидания. Это Иван Данилович понял сразу. И он в душе был благодарен купцу Елферьеву за такое подношение.

Встречи с Узбеком он дожидался недолго, на зависть другим князьям, которые тут живали уже не один месяц, но всё не могли попасть к хану.

Иван Данилович вошёл, низко кланяясь, и, не доходя до трона, опустился на одно колено. Весь его вид говорил о безотказном послушании, что весьма нравилось хану. Узбек тотчас сравнил его с тверским князем, только что отбывшим к себе. Как тот ни прятал свою гордость и презрение, но хана трудно было обмануть. Он покаялся, что выдал ему ярлык на Великое княжение. Но отбирать его пока не будет. Это несолидно выглядело бы. Хорошо придумал Ахмыл. Он пошлёт к нему баскака. Это решено.

Пока эти мысли вертелись в голове Узбека, московский князь терпеливо стоял на одном колене.

— Подойди ко мне, князь, — приказал хан и указал на кресло, стоявшее на пьедестале у ног повелителя.

Это было самое почётное место, исключая ханский трон. Князь послушно поднялся и сел со склонённой головой. Хан что-то произнёс — и словно из-под земли появился слуга с чашей в руках. Хан вручил князю эту чашу с кумысом. Это была великая честь. Выпив до дна содержимое, он передал чашу слуге, а сам, опустившись на колено, обратился к хану:

— Дозволь, Великий хан, свет моих очей, вручить тебе одну вещицу. Прими её как залог моей преданности. Да будет к тебе милостив Аллах, да пошлёт он тебе долгие годы царствования!

Хан, довольный, кивнул. Князь пружинистым шагом почти добежал до входа, где его верный Миняй держал в руках лёгкую, как пёрышко, переливающуюся соболью шубу. Князь, неся её на вытянутых руках, прошёл ряды ханских приближённых, с завистью глядевших на этот подарок, и аккуратно положил подарок на ручки ханского кресла. И смиренно вернулся на место. Хан провёл по ней рукой. Раздался лёгкий треск. По довольному лицу владыки было видно, что она пришлась ему по душе. И опять это заслуга купца Елферьева. Для такого дружинников не пожалеешь.

Хан пошевелил бровью — и пред ним предстал главный казначей. Он заявил, что московский князь — наилучший из всех по уплате дани и что ему можно и дальше расширять эти полномочия. После слов хана, которых князь не расслышал, казначей подошёл к князю и вручил ему три ярлыка. Сердце князя радостно забилось. Он понял, что мечта его осуществилась.

Князь возвращался от хана в хорошем настроении. Он решил ещё немного задержаться, чтобы побыть на базарах, встретиться с нужными людьми. В хоромах, где князь остановился, его уже ждал Мурза Чета. Он стал просить за своего племянника, чтобы князь взял его в своё княжество на поселение. Гордостью засияло лицо Ивана Даниловича. Невиданное дело: монгол просится на поселение в Москву. Но свою радость он тотчас подавил. В голове пронеслось: «А хан? Если он узнает, не обрушится ли на меня с гневом? Тогда то, что выстраивал столько лет, может обрушиться в одно мгновение». И он спросил Мурзу:

— А хан? Без его высочайшего согласия я не могу этого сделать.

Мурза из-за пазухи извлёк бумагу с большой печатью. Такие были только на ханских грамотах. Князь взял её, раскрыл. Она была написана не на русском языке.

— Миняй, — нетерпеливо крикнул князь.

Когда тот подошёл, подал ему бумагу. Миняй пробежал по ней глазами и сказал:

— Великий хан разрешает Янчару Чета переезд в Московию.

Князь раздумывал секунду.

— Я принимаю его, — ответил он, — окрестим, получит боярство и землю.

Мурза был доволен. Князь хотел с ним поговорить ещё, но в открытую дверь ясно донёсся торопливый стук копыт. Сердце Ивана Даниловича ёкнуло: он понял, что это гонец. «Но с чем? Что случилось?» — загудело в голове. Князь не ошибся. Весь пыльный, лица не разглядеть, вошёл невысокий человек. По его лицу, оставляя белые следы, стекал пот.

— Князь, — он склонил голову, — плох митрополит.

— Что? Что ты сказал? — князь подскочил к нему.

— Плох митрополит. Княгиня послала за тобой.

— Эй, — закричал князь, — кто тут есть?

На его зов откликнулся Осип Уваров.

— Осип! Сейчас же выезжаем в Москву!

Как ни торопился князь, как ни просил бога продлить жизнь Петра, в живых он его не застал. Это он понял, подъезжая к Москве, по заунывному звону церковного колокола и потоку людей, шедших к церкви Иоанна Предтечи, где стоял гроб с телом митрополита.