Иван Калита

Великий магистр фон Эбергарт правильно уловил состояние доселе грозного для себя врага. Поход Гедимина на юг подорвал, безусловно, его силы. И сейчас, по мнению магистра, самое время нанести удар по давнему своему врагу, зарвавшемуся рижскому епископу, который не раз пользовался услугами язычников. Но всё же он решил посоветоваться. Для этой беседы он пригласил к себе барона фон Штукланда, пожилого человека с отвислыми складками дряблых щёк, большими выпуклыми глазами, прикрытыми тяжёлыми, усталыми веками и мешками под ними. Солидный мясистый нос и под стать ему губы. На голове — редкие волосы ёжиком, а большие залысины делали и без того его большой лоб громадным. На нём была толстая суконная куртка и какая-то тряпица, обмотанная вокруг шеи. У барона был безразличный взгляд, на губах — пренебрежительная улыбка. Они сели друг против друга. Гость наклонил, как бык, голову, словно готовясь принять неожиданный удар.

— Барон, — начал магистр, не обращая внимания на выражение безразличия на лице собеседника, — я пригласил тебя для того, чтобы обсудить одну щекотливую тему.

И он начал рассказывать о вызывающем поведении рижского епископа, его заигрывании с неверными.

— Сейчас самое время его наказать, — прошлёпал губами барон, — только как поведёт себя Московия?

Барон продолжал удивлять магистра своей прозорливостью.

— Орда, как слепая курица, высидела русского птенца. Только она ошибается, думая, что это курёнок. Скоро он превратится в орла. Я вижу, — он смотрел куда-то вдаль, при этом лицо его преобразилось, — что если не при этом князе, то его последователях, если они продолжат политику нынешнего правителя, они сбросят татарское ярмо.

— А вы, барон, не преувеличиваете значимость этого русского князя, да и русских вообще? — магистр подтянул кресло поближе к столу и, склоняя голову, ждал ответа.

— Нет, — помедлив, ответил барон, — мой милый магистр, нельзя забывать историю, о чём она говорит, — он поднял глаза на магистра.

Взгляд его был тяжёл. Магистр, похоже, оробел. Так с ним давно никто не разговаривал. Он уже пожалел, что пригласил его. Но он был нужным человеком. Помимо мудрости, о которой знали многие, он был родственником ливонского магистра. А задуманный фон Эбергартом поход на Ригу без поддержки ливонцев заранее был обречён на провал.

— Ну, — бесцеремонно произнёс барон.

Магистру было ясно, что тот ждёт ответа.

— Восток движет историю.

Не желая больше слушать барона, магистр поторопился сообщить:

— Барон, у меня несколько дней тому назад был посланец Московии.

Лицо барона опять преобразилось: теперь он походил на хищного зверя, приготовившегося к прыжку.

— Ну, — опять это требовательное «ну».

— Ну, — повторил его и магистр, — это был купец. Он зондировал почву о заключении соглашения о взаимной поддержке друг друга.

— И ты? — быстро спросил барон.

— Сказал, что готов это обсудить с князем, особенно если...

Но барон резко перебил его:

— Не надо никаких особых условий. Ты сначала замани его в свои сети, а потом... — Штукланд рассмеялся басистым голосом.

— И как этот купец?

— Признаюсь, он меня поразил.

— Чем?

— Он вёл себя довольно свободно, отвечал очень разумно и по-княжески уверенно.

— А может!.. — удивлённо воскликнул барон.

— Нет! Сто раз нет! Купец прибыл морем. А ты знаешь, каким оно бывает в это время. Ни один разумный человек не рискнёт пускаться в плавание в такое время. Только воля князя могла заставить купчину совершить это рискованное путешествие.

Барон опять углубился в свои мысли. Крупными зубами пожевал губы, потом произнёс:

— Думаю, ты прав.

— Но это не все, — заявил магистр. — До этого был такой же посланник от тверского князя.

Барон усмехнулся:

— Этого князя приютил у себя твой главный враг.

— Между прочим, и твой, — не удержался от реплики магистр.

Веки барона поднялись, а глаза посмотрели на магистра каким-то странным взглядом. В голове магистра пронеслось: «Как он, живя в медвежьем углу, всё знает?»

Вернувшегося к себе Ивана Даниловича ждало неприятное известие: Елена сильно заболела. Он узнал об этом, поднимаясь по высокому крыльцу. Не раздеваясь, весь в грязи, бросился он к ней в опочивальню. Она лежала на спине, до подбородка накрытая одеялом. На голове — белый платок до самых глаз. Лицо бледное. Кажется, в нём не было ни кровинки.

— Алёна! — падая на колени, горячо воскликнул князь, — Алёна! — повторил он.

Веки её дрогнули, глаза открылись. Но они были устремлены куда-то вверх. Она словно не слышала голоса мужа. Или не поверила, что он здесь. Иван Данилович ещё раз нежно, ласково прошептал её имя. Она повернула голову:

— Ты?

— Я, я, Алёнушка! — быстро ответил он, поднимаясь.

Она с трудом вытащила руку из-под одеяла. Он схватил её и прижал к губам. Она была холодная, и по его коже пробежал морозец.

— Что с тобой? — заговорил он быстро, не отпуская руку.

— Вернулся? — прошептала она.

— Вернулся! — ответил князь и пояснил: — Ездил на тайную встречу к тевтонскому магистру. Боюсь, Александр готовит заговор.

Она улыбнулась, окинув мужа взглядом.

— Ты прямо с дороги?

— Да.

Она зашевелилась.

— Ты лежи, лежи! — успокаивал он её.