Иван Крылов

Любопытно, что, прочитав свои прижизненные биографии, написанные его современниками, сам Крылов не опроверг и не подтвердил ни одной из них.

Про него рассказывают, будто всегда спокойный, невозмутимый баснописец, которого за день до дуэли с Дантесом посетил Пушкин (он тогда был весел, говорил А. П. Савельевой, которая жила вместе с Крыловым, всякие любезности, играл с их малюткой дочерью, нянчил её, напевал песенки), узнав о смерти Александра Сергеевича, воскликнул: «О! Если б я мог это предвидеть, Пушкин! Я запер бы тебя в моём кабинете, я связал бы тебя верёвками… Если б я это знал!»

Бесспорно, история впечатляющая. Мифическая или правдивая – поди разбери. И если в основе миф, то он о Крылове или о Пушкине?

Он был мудрым человеком, чрезвычайно скромным и стыдливым до конца жизни. Может быть, именно поэтому оказался способен на взвешенное и крепкое слово, которым так силён русский ум. Крылов, талант которого оказался непосильным бременем для него, был одним из тех, у кого «ума палата», и следом – «горе от ума». Потому что в России, как любил повторять Николай I, «нужны не умники, а верноподданные».

Маска

Крылову одному из первых читал Грибоедов по приезде в Петербург свою комедию «Горе от ума». Известно, что Крылов принял большое участие в судьбе молодого художника Айвазовского и почти накануне своей смерти написал письмо Павлу Федотову, в котором просил его посвятить себя целиком живописи.

В то же время, чрезвычайно ранимый по своей натуре, Иван Андреевич, надо признать, никогда не давал спуску людям, которые, как он считал, проявили к нему снисходительное хамство, высокомерие, обидели его или были несправедливы по отношению к нему. Он не был злопаметен, но отсутствием памяти не страдал. Причём в созданной Крыловым биографической легенде можно встретить эпизоды, когда он посылал свои язвительные стрелы в адрес, допустим, Николая I и графа Д. Хвостова, поэта, драматурга, критика Павла Катенина и безвестных студентов или меломана в опере.

Как-то он был на «субботе» у Жуковского. Когда собрались многочисленные гости, Крылов подошёл к письменному столу хозяина и стал что-то искать на столе. На вопрос, что он ищет, лукавый баснописец ответил: «Да надобно закурить трубку. У себя дома я рву для этого первый попавшийся под руку лист, и вся недолга. А здесь нельзя так. Ведь тут за каждый листок исписанной бумаги, если разорвёшь его, отвечай перед потомством».

Тонкая язвительность прилюдно сказанных слов была более чем понятна Жуковскому – автору статьи «О басне и баснях Крылова», в которой он с явным колебанием «позволил себе» поднять Ивана Андреевича кое-где до Лафонтена как искусного переводчика царя баснописцев, сравнить Крылова с Дмитриевым в пользу последнего, указав на «погрешности», «выражения, противные вкусу, грубые» в крыловских баснях.

Вообще надо заметить, любую форму критики в свой адрес Крылов переносил с трудом. Одно только умолчание, как в случае с Вяземским, его имени казалось Крылову нестерпимым.

Чем объяснить подобное восприятие критики? Вряд ли одной ранимостью его натуры. Критика так или иначе нарушала создаваемую Крыловым биографическую легенду, а вот этого-то он допустить никак не желал.

И всё же, как ни стремился Крылов стоять в стороне от литературных полемик, о нём всегда много не только говорили, но и писали (как при его жизни, так и много позже). Известные писатели находили повод высказать мнение о творчестве великого баснописца. От Гоголя, который никогда басен не писал, до Демьяна Бедного, который сам басни пописывал.