Иван Крылов

К числу этих роскошных затей принадлежит и сад, в который однажды ему вздумалось превратить свою квартиру. Он купил до тридцати кадок с деревьями, лимонными, померанцевыми, миртовыми, лавровыми и разными другими, и так заставил свои комнаты, что с трудом проходил и ворочался между ними. Но этот эдем его, оставленный без надзора и поливки, завял, засох и в короткое время исчез».

От всех этих изменений и перестановок, убеждался он, жизнь его интересней не становилась. А потому они представлялись лишними хлопотами.

Среди особенностей более чем своеобразного поведения называются вечная и горькая насмешка буквально над всем, радикальная непримиримость к любому ущемлению его свободы, решительная и азартная ирония, доходящая до степеней (не обязательно адекватных реальности), не приемлемых окружающими. И вообще, азарт обычно востребован как средство от скуки. Здесь же скукой не пахло. Подобный азарт решительной, а значит, жёсткой иронии был присущ разве что Пушкину, в котором было, на взгляд окружающих, много лишнего. Самая важная и определяющая черта его натуры – он был готов про кого угодно и где угодно сказать острое «словцо». У обоих гениальных поэтов их азарт насмешки был, несомненно, проявлением самой сути их натур, в конце концов ставшей совершенно особенным жизненным стилем, образом самой жизни.

Ни о каком другом русском писателе не рассказывали так много анекдотов, как о Крылове. Чаще всего они воспроизводили крыловские остроты наподобие той, что часто приписываются многим остроумным людям. Например:

Незадолго до смерти врачи предложили Крылову придерживаться строжайшей диеты. Большой любитель поесть, Крылов невыразимо страдал от этого. Однажды в гостях он с жадностью смотрел на различные недоступные ему яства. Это заметил один из молодых остряков и воскликнул: “Господа! Посмотрите, как разгорелся Иван Андреевич! Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть!” Последняя фраза принадлежала самому Крылову и присутствовала в его известной басне “Волк на псарне”. Крылов, услышав направленную против него колкость, лениво ответил: “За себя не беспокойтесь, мне свинина запрещена”».

И в жизни, а тем более в анекдотах, поесть он действительно любил (анекдотов о его удивительном аппетите сохранилось множество). Хотя, памятуя, что он родился, вырос и возмужал в нужде и бедности, это нисколько не удивительно. Слыл большим гурманом. И тут начинается самое интересное. Что же этот гурман любил откушать? Пишут: очень нравились ему блины, добрые щи, жирные пирожки, кулебяка и рыба, например сиг с яйцами. Отварная стерлядь – его любимое блюдо, гусь с груздями и поросёнок под хреном составляли его роскошь.

Я специально побеспокоил толковый словарь, решил перепроверить себя. Читаю: «гурман» – это лакомка, ценитель и любитель тонких изысканных блюд. Полное недоумение. С каких это пор блины, щи и пирожки попали в разряд тонких изысканных блюд? Разве что пишущие родом с голодного края, где постная пшённая каша завсегда на столе, а на молоке только по праздникам.

Про гуся и поросёнка говорено, что они составляли его роскошь. Хорошо ещё, что не пишут «непозволительная роскошь». А он как раз мог себе это позволить. Небедный был уже человек. Если кто сомневается, то хочу отправить к воспоминаниям Булгарина, который и свои и чужие копейки любил и умел считать. Фаддей Венедиктович к поклонникам Ивана Андреевича не относился, поэтому мог себе позволить сказать, как оно было, не приукрашивая: