Иван Крылов – Superstar. Феномен русского баснописца

Между тем в Москве спустя год состоялось новое, еще более пышное чествование Голицына. На сей раз Московское купеческое общество поднесло генерал-губернатору его мраморный бюст на роскошном постаменте, выполненный знаменитым скульптором И. П. Витали. Парадный обед на 150 кувертов был дан по этому поводу в Купеческом собрании 20 мая 1834 года394. Так купечество старой столицы благодарило Голицына за его хладнокровие и разумные распоряжения во время холерной эпидемии 1830 года. Столь длительная подготовка оказалась следствием общественного характера празднества. Средства для необычного подарка собирались по подписке, высочайшее разрешение на которую было получено только в 1832 году395.

Следующее чествование частного лица не заставило себя ждать. В начале 1836 года в настоящий общественный триумф вылилось возвращение в Россию К. П. Брюллова – первого русского художника, снискавшего европейскую славу. В крупнейших городах его встречали большими приемами, устроенными по подписке: 2 января в Одессе, в клубе, и 28 января в Москве, в зале Художественного класса. Оба эти события, на которых присутствовали аристократия, меценаты и сановники, литераторы и светские люди, подробно освещались в городских газетах396. Если в Одессе на празднике председательствовал генерал-губернатор граф М. С. Воронцов, то в Москве чествование носило всецело общественный характер.

Невероятный восторг собравшихся вызвали куплеты, написанные московскими поэтами и положенные на музыку А. Н. Верстовским:

Там, где парил Орел Двуглавый,
Шумели Силы знамена, —
Звезда прекрасной новой славы
Твоей рукою зажжена!

Искусства мирные трофеи

Ты внес в отеческую сень —
И был Последний день Помпеи
Для Русской кисти первый день!397

Ил. 15–17. Изображение торжества в зале Купеческого собрания по случаю приношения московским купечеством бюста его сиятельству г. Московскому генерал-губернатору 20 мая 1834 года. Литография Ф. Бартольди по рис. К. К. Гампельна. 1834.

Характерно, что триумф отечественного искусства пока описывается по лекалам военного триумфа, хорошо разработанным и знакомым аудитории. Поэтика же «новой славы» – славы национальной культуры – еще находится в стадии формирования. Логичным образом Большая золотая медаль Парижского салона 1834 года превращается в «мирные трофеи», а получивший ее художник – в олицетворение России, во второй раз завоевавшей Париж. Укажем и на очевидную для всех присутствовавших параллель: директор Московского художественного класса и один из главных организаторов праздника отставной генерал-майор М. Ф. Орлов как раз и был человеком, который принимал капитуляцию Парижа в 1814 году. Все это придало празднику политический оттенок, превратив его в патриотическую манифестацию.

«При каждой строфе раздавалось продолжительное рукоплескание, и общий звук наших восторгов ура! оглашало залу собрания», – писали «Московские ведомости». При этом абсолютное большинство участников праздника не видели самой картины: «Последний день Помпеи» был еще два года назад доставлен морем прямо в Петербург. Энтузиазм относился исключительно к репутации художника.

Брюллов держал путь в столицу, и можно было ожидать, что его чествование в Академии художеств станет апофеозом русского искусства. Однако академический праздник 11 июня 1836 года оказался сугубо корпоративным: открытая подписка для сбора средств не объявлялась. В сущности, это был аналог парадных обедов Английского клуба. Но если в клуб допускались и гости, то в залах Академии присутствовали только ее члены, учащиеся и служащие, а из посторонних – лишь Жуковский и Крылов как почетные вольные общники. Ни вельможи, ни светские люди приглашены не были. Даже сочинение и исполнение «стансов» на этот случай было доверено певцам и музыкантам-любителям из числа членов и учеников Академии398. Несмотря на торжественность празднества, «какому не было еще примера в летописях С.-Петербургской Академии Художеств»399, столичные газеты и журналы о нем не сообщали400.