Иван Кулибин. Иван Ползунов. Ефим и Мирон Черепановы

Между тем Ползунову становилось все хуже и хуже, он был вынужден лежать в постели с высокой температурой, обливаясь потом и постоянно отплевывая кровь. 18 апреля у него произошло сильное кровотечение из гортани. По всей видимости, после этого приступа Ползунов понял, что жить ему осталось совсем недолго. Больше всего ему не давало покоя то, что он умирает, не закончив главное дело своей короткой жизни. Его единственными продолжателями остаются молодые и неопытные ученики Иван Черницын и Дмитрий Левзин. Свою последнюю челобитную Ползунов адресовал не Порошину и Христиани, а самой императрице, отметив, что служил «яко сущей и щедрой наук покровительнице». Он напоминал, что его «проект с планом и описанием новой машины, которою плавильные печи действовать могут огнем через посредство воздуха и паров», представленный им еще в 1763 г., императрица рассмотрела и одобрила. Он просил его «из-за болезни от всего того машинного производства уволить» и считать его преемниками механики учеников Левзина и Черницына. Ползунов ручался, что они устройство машины «нарочито поняли и производство знают и в чем-либо впредь повредившееся окажется, то поправить могут». С обидой докладывал он, что наградные 400 рублей, пожалованные ему императрицей, так и не были выданы ему заводской канцелярией, и просил их ему, а в случае его смерти «оставшейся жене моей на пропитание ей и поминовение души моей выдать». К тому времени Ползунов уже так ослаб, что не мог писать, документ был составлен под его диктовку Черницыным. Ползунов смог лишь его подписать. Горное начальство ознакомилось с челобитной Ползунова – документ поступил в заводскую канцелярию – и поняло, что оказалось в неловком положении. Особенно неприятным казался упрек в том, что наказ императрицы относительно наградных денег так и не был исполнен. Указом кабинета от 19 ноября 1763 г. эти 400 рублей должны были служить наградой за проект машины и их надлежало выдать сразу же. Начальство же из этих денег сделало погонялку, стимулируя, а фактически шантажируя изобретателя ускорять работу над паровой машиной. Теперь же канцелярия заботилась только о том, как оправдать себя перед кабинетом. Просто не отправить челобитную на высочайшее имя было очень опасно – если бы об этом узнали в столице, Порошину и Христиани пришлось бы туго. Тогда на свет появился «шедевр» бюрократической изворотливости: «Сего 1766 г. апреля в 21 день», т. е. ровно в тот день, когда Ползунов продиктовал свою челобитную, «Канцелярия заслушала прошение от механикуса Ивана Ползунова о выдаче ему… награждения четырех сот рублев»… Т. е. обращение Ползунова к императрице превратилось в его же прошение в канцелярию, и оно было в тот же день рассмотрено. В чем-чем, а в очковтирательстве отечественные чиновники всегда были большие мастера. Далее в донесении канцелярии содержалась несусветная чушь про то, что Ползунов сам не хотел брать деньги, пока не завершит работу над машиной. Поскольку же от болезни «пришел в наисовершеннейшую слабость и от усилившагося течения гортанью крови в отчаяние жизни», было решено выдать ему, а «буде паче чаяния до того не доживет – жене его» 400 рублей серебряной монетой под расписку. И это было действительно сделано в тот же день. Согласилось начальство и на просьбу Ползунова назначить его преемниками учеников Черницына и Левзина. Челобитная на имя Екатерины II, продиктованная Ползуновым, подтвердила горькую истину: если хочешь сдвинуть дело с мертвой точки, жалуйся вышестоящему начальству. В этом смысле со времен Ползунова в России решительно ничего не изменилось.

«Волею божьей умре»

Болезнь изобретателя между тем вступала в финальную стадию. Лекарь Яков Кизинг сообщал в канцелярию, что Ползунов «день ото дня ослабевал и силы его умалялись, а потом уже так в слабость пришел, что не мог почти корпусом своим ни мало иметь движения. А напоследок и чахотные припадки весьма усилились… а сего мая 16-го числа, по полудни (27 мая по новому стилю) в 6-м часу, оной, волею божьей умре…». Так оборвалась короткая, но полная прекрасных деяний жизнь «механикуса» Ползунова, сделавшего первый шаг не только в России, но и во всем мире к созданию такой паровой машины, которая была бы способна «по воле нашей, что будет потребно, исправлять», иными словами, к созданию универсального парового двигателя. Эту задачу, как известно, решил англичанин Уатт 15 лет спустя.