Иван Молодой. «Власть полынная»

С вечера лагерь одолевали комары. Их полчища слетались со всей дальней и ближней округи. Они звенели, кружась, вились вокруг ратников.

Князья выходили из шатров, садились у костра под спасительный дым и, отмахиваясь от назойливых комаров, переговаривались:

- Понесла нас нелёгкая в такую даль, - брюзжал князь Андрей. - Мне бы к Угличу прирезал Иван два-три городка, и с меня довольно. Нет же, погнал Казань воевать!

Юрий рассмеялся:

- Иван спит и зрит всю землю русскую под себя подгрести.

- Ему всё мало. Эвон, на Новгород позарился!

- На Новгород и отец наш, Василий Тёмный, замахивался, да смерть помешала.

- Однако новгородцы и сами повинны. Корыстны безмерно. К чему Литве кланялись? Мы-де люди вольные, город вечевой! Иван лишит их такого удовольствия. Забудут, как колокол их трезвонит…

- Помрёт Иван, не бессмертен, - переделим уделы.

- Как переделишь? Иван и о том подумал. Ивана Молодого отчего великим князем Московским поименовал? А себя государем величает! Русь-де моя, и вы, братья меньшие, не боле мне, чем люди служилые. А ослушаетесь - и того лишу, что отец вам выделил…

Ещё не отчалили суда и ладьи из Нижнего Новгорода, не выступили полки Нагого-Оболенского, а татарские лазутчики уже донесли хану Ибрагиму, что на Казань пойдут объединённые силы русских.

Горластые бирючи [29] на пыльных улочках города, по базарам и у мечетей зазывно кричали, чтоб поднимался народ, вставал на урусов.

Везли в город камень, крепили стены и башни, готовили костры, подвешивали казаны, варили смолу, чтоб варом обдавать, ежели пойдут на приступ. А скорые мурзы помчались по отдалённым аулам, чтоб старейшины вели татарских воинов к хану Ибрагиму…

Настал час, когда на переполненных судах подняли паруса, а на ладьях, выгребая волжскую воду, тронулась в плавание судовая рать, раскрылись нижегородские ворота и потянулись пешие и конные воины. Шли под хоругвями и червлёными стягами, под звуки труб и удары барабанов.

Полки двигались, не опережая судовую рать. Та плыла днями и ночами, продолжая путь, зажигала сигнальные огни. Оглашая Волгу, подавали команду воеводы, перекликались ратники.

Чем ближе к землям Казанского ханства приближалось русское войско, тем воинственнее становились татары. Выскочат их отряды из засад, навяжут короткий бой, и нет басурман, унесутся, будто и не было их.

Дружины братьев великого князя выехали на соединение с ратью Нагого-Оболенского и судовой ратью Беззубцева. Собрались князья и воеводы, начали уточнять дальнейшие планы. И пришли к общему мнению: судовой рати сойти на берег и дальше двигаться совместно с пешими полками.

Так и поступили. Причалили к берегу, пошли большими соединениями. К ним подтягивалась вся московская рать. Продвигались осторожно, готовые вступить в сражение.

Но вот дозорные донесли, что татары в огромном количестве скопились у Суры-реки, ждут подхода московского воинства.

Воеводы принялись готовиться к бою. Вперёд выставили лучников, пешим ратникам велено было затевать бой после лучников, а уж конные полки вступят в сражение, когда казанцы навалятся всей силой.

По крыльям выдвинутся дружины государевых братьев, а чело держать дворянам Нагого-Оболенского…

Бой начался ближе к ночи. Сходились насторожённо. Друг друга прощупывали стрелами. Потом устрашающе закричали «Алла! Алла!» и «Улю-лю! «Урра!», ударили боевые топоры и шестопёры.

Ломая кустарники, из леса вынесся засадный полк. Ударили свежими силами. Дрогнули, попятились казанские ордынцы, а гридни наседают на них, рубятся. И пересилили.

Стали уходить татары. Но быстро сгустились сумерки, и темнота разделила воинов…

Разошлись, чтобы поутру продолжить сражение. Не спали. Ночь была насторожённая. Затихли ближние леса, только слышно, как с той и другой стороны ржут кони.

Едва рассвело и загорелась заря, вещая ветреную погоду, как русские ратники увидели, что казанцы покинули поле.

Не дав боя, хан Ибрагим велел своим воинам отойти под прикрытие городских стен.

Ранним утром Ибрагим-хан вернулся во дворец. Накануне он стоял на стене, что у городских ворот, кутаясь в стёганый халат. Сквозь сощуренные глаза смотрел, как въезжают в город воины. Отряд за отрядом растекались по улицам, занимали свои места, отведённые им для защиты Казани.

Хану нездоровится. Он плотно запахивает халат, садится на мягкий ковёр, пьёт кумыс. Ноги его поджаты калачиком, а взгляд блуждает по стенам.

Глаза останавливаются на саблях, луках, кольчугах. Ибрагим-хан думает о несостоявшемся сражении. Но он, хан, не испугался. Нет, он избрал лучшее: пусть урусы разобьют лбы о казанские укрепления. Ибрагим не хочет вспоминать, как у истока Камы-реки его побили урусские воеводы и помешали пограбить Нижний Новгород.

В который раз хан задаёт себе вопрос: почему Орда раскололась и нет среди ханов единства? Не потому ли так осмелели урусы, что даже пытаются вести войну против Казанского ханства?

Настанет такой день, Орда объединится и продолжит дело великого Чингиса, она покорит весь мир, и неутомимые кони потомков могучего Батыя проложат дорогу к последнему морю.