Теперь он пьёт кумыс от лучших кобылиц и ест мясо сытого жеребёнка.
Хан вспоминает время первых его набегов, когда он, десятник, привёз себе рабыню, первую наложницу из земель булгар, что за Камой-рекой.
Потом появятся ещё и ещё, и будущий хан с ними легко расставался. Он любил покорных, безропотных наложниц…
Вспомнилось хану, как в бытность его тысяцким притащил он из Хорезма красавицу жену, черноглазую, и с косой до колен.
Но она оказалась бездетной, и через два года Ахмат, теперь уже темник, подарил её своему сотнику, а сам взял в жены родственницу тогдашнего хана орды…
В зал, тихо ступая, вошёл Теймураз:
- Хан, там ждёт мурза Гилим. Ахмат встрепенулся:
- Введи!
Гилим тут же появился, всё такой же угодливый, склонился в низком поклоне:
- Великий хан, я вернулся, исполнив твоё повеление.
Ахмат сделал повелительный жест, указав на ковёр:
- Гилим, я посылал тебя к князю Казимиру?
- Великий хан, как ты сказал, я гостем торговым приплыл в Нижний Новгород, а оттуда поехал в Москву.
Ахмат немигающе уставился на мурзу. А тот гнёт своё:
- Из Москвы я отправился в город Новгород. Новгород - город великий, и люда в нём полно. Это богатый город, в нём огромное торжище, и приплывают туда гости из разных стран…
- Мурза Гилим, разве я просил тебя описывать прелести Новгорода? Или тебе надо укоротить язык? Ты скажи, довелось ли тебе побывать у великого литовского князя Казимира? А может, ты как пёс бездомный валялся под новгородскими харчевнями?
- Великий хан, прости мою дерзость и мой длинный язык, что утомил тебя моим рассказом. Я пробрался в земли литовские, побывал в городе Вильно и жил там, пока не попал в замок самого князя. Эти собаки, его рыцари, гнали меня из замка и не пропускали к князю Казимиру. Наконец, когда я сказал, что имею ярлык от самого великого хана Золотой Орды, меня впустили. С князем у трона была толпа придворных шакалов. Казимир выслушал меня и тут же велел прочитать твой ярлык. Когда ярлык свернули, он спросил: «Много лет назад я знал непобедимую Золотую Орду, но почему темники хана Ахмата Абдула и Селим бежали из Московской Руси?»
- Хм, Гилим, ты говоришь мне о том, чего не хотят слышать мои уши. Расскажи, что обещал проклятый литовец?
- Великий хан, я уходил от князя Казимира удовлетворённым. Он сказал: «Передай своему хану, если он пойдёт на Московию, я помогу ему. Мои войска станут на рубежах Московского государства, и, когда я увижу, как побегут от туменов Ахмата урусы, я больно ударю по великому князю Ивану. Но я потребую от хана Ахмата Новгород, Псков, а ещё всю Западную Русь…»
Ахмат повеселел:
- Ты, Гилим, привёз радостное известие. Я хочу, чтобы Казимир со своими рыцарями грозной силой нависали над Урусией. Это обеспечит нашу победу над великими князьями московскими. Мы заставим урусов ползать у наших ног и присылать в Золотую Орду такой же выход, какой они платили со времён Батыя… Я отпускаю тебя, Гилим, и позову, когда в тебе возникнет необходимость…
Мурза вышел, а хан ещё долго сидел, раскачиваясь и переваривая услышанное. Он думал: «Разве урусы могут выстоять, когда их зажмут с двух сторон?..»
И он с наслаждением представил себе склонившегося, униженного врага, великого князя Московского…
Пробуждение было страшным. Марфа Исааковна, кажется, и не спала, ровно провалилась, забылась в дрёме, когда Пелагея затрясла её, затормошила:
- Матушка, пробудись, там эти, московиты проклятые.
Марфа села на край мягкой кровати, прислушалась. В ворота настойчиво барабанили. Неожиданное спокойствие охватило её. Сказала домоправительнице:
- Чего орёшь-то! Не глухая, чать, слышу. Пока не оденусь, не вели впускать. Не господа, подождут.
Одевалась не спеша, всё первейшее потребовала. Натягивала на себя всё лучшее, в каком по великим праздникам в храм ходила. А в ворота били и кричали. Марфа поморщилась:
- Экое нетерпение, пря московская!
И величаво не вышла, выплыла лебедем из опочивальни, где уже толпились дети и внуки, челядь домашняя.
Поклонилась им Марфа Исааковна низко:
- Простите меня, люди добрые, коли была я к вам строга и чем обидела.
И тут же обратилась к Пелагее:
- Теперь зови коршунов этих, пускай клюют…
Той же ночью привели в Городище к великому князю Ивану Васильевичу Пимена, всесильного ключника владыки Феофила.
Склонился Пимен под строгим взглядом.
- Ответствуй, Пимен, какие козни творил владыка?
Распрямился ключник, на великого князя взглянул и обмер: взгляд сатанинский. Обомлел. А Иван Третий повторил:
- Так в чём вины Феофила?
- Государь, владыка к непокорству бояр взывал.
- А Марфу-посадницу?
И глаза на Пимена уставил. Всесильный ключник едва на колени не рухнул, устоял:
- Марфу Исааковну особливо. Государь знак подал, чтобы удалился, а ближайшему боярину Ивану Юрьевичу Патрикееву велел: