Иван Мошкин, атаман Каторжной. Вода, огонь и Медные трубы

Иван Семёнович кивнул, спешился, привязал коня к коновязи, старался не спешить и держать спину ровно, откинув полог, вошёл в шатёр. Особой роскоши в покоях боярина не имелось, кроме трофейных шандалов и гобелена французской работы, взятых в Смоленске. Ну и едал Василий Васильевич, понятно, на серебре, а не из деревянной плошки. Шапки Мошкин перед боярином не ломал, сам атаман, пожалованный царской волей, из начальных людей теперь.

– Садись, атаман. Вина отведай, – и Бутурлин, не чинясь, налил в серебряную чашу, – венгерское.

– Спасибо, боярин, – и отпил треть из кубка.

– И вот, для тебя, – и положил на стол нечто, завернутое в чистую холстину.

Мокшин ощутил тягучий запах мёда, опять посмотрел на воеводу, и заулыбался. Ну точно- раскрыв, увидел печатный пряник из ржаной муки на меду да с имбирём и анисом. Любимое лакомство, да памятка о доме родном!

– Спасибо, – весело произнёс Иван Семенович, – подарок необыкновенный, боярин. Как будто домой попал.

– Недалеко мы до Гусятина уже, дозоров польских рядом нет, вот, посмотри на карту, – и начальный человек разложил чертёж, – на реке Збруч, и мосты у города годные, а замок не слишком сильный. Попробуй их изгоном взять, что бы время не терять нам, да поспеть до прихода польских ратей под Львов. Ты не раз ходил в походы, на Засечной черте служил, привычен к хитростям военным.

– Прикажи, воевода, что бы выдали нам веревочные лестницы с крюками железными, и мы пойдём без отдыха к городу. Сменные кони у моих казаков есть, осталось вёрст шестьдесят, дойдём мы быстро, не мешкая.

– И я за тобой двинусь, атаман. Через день тебя нагоню. Не беспокойся, скоро поместная рать подойдёт. Там и казаки Хмельницкого тебе помогут.

– Лишь бы не помешали, Василий Васильевич. Очень увёртлив гетман. Опасен, а лжив без меры.

Бутурлин только помрачнел, вспоминая своё посольство и ожидание Казацкой Рады. Как юлил, как изворачивался Хмельницкий. И он сам говорил государю, что не худо бы поставить Ивана Серко великим гетманом, тот не зол, не лжив и не увёртлив, а храбр отчаянно и верен без обмана. Но не пожелал Алексей Михайлович вмешиваться в решения казацкой старшины, а зря, как показало время.

– Ладно, отпишу я Хмельницкому. Бери свой ертаул, и не мешкай, атаман.

Иван Мошкин допил вино, поклонился, вышел из шатра, и рысью повёл коня в свой табор.

– Трофим Петрович! Потом отдохнём! Идём изгоном на Гусятин, налегке. При нашем обозе оставишь двадцать дельных казаков, а остальных в поход! И вот , отведай боярского гостинца! – и протянул кусок пряника.

– Спасибо, – сразу откусив половину, ответил казак.

– Ешь давай, а то опять одну кашу жевать целый месяц.

– Такая судьба у нас! Через час выступим!

– Трофим, Дозорных назначь, чтоб впереди нас шли, удалялись не больше, чем на три полёта стрелы!

Четыре сотни всадников ушли в ночь, следуя по утоптанным дорогам. Пищали и пистоли были заряжены, казаки ожидали схватки с поляками. Разведчики проверяли балки и овраги, но неприятеля не было нигде. Казаки шли рысью, без отдыха, только меняя заводных коней. Так и дремали в сёдлах, но ничего, никто не упал в придорожные канавы, воины держались стойко.

Но не зря был послан дозор, не попусту так беспокоился атаман. Поляки тоже военное дело, а не попросту бахвалились… В кустах Трофим и Серый заметили двоих драгун, с пищалями наготове, видно это был вражий дозор. Казаки только переглянулись. Коней оставили Андрейке, как младшему. Те не заржали , ничем не выдали своих хозяев, только прядали ушами, да тянули морды к коноводу. Тот достал из сумы два сухаря, посыпал их солью и угостил своих четвероногих друзей.

Трофим и Андрей крались по кустам, и шли словно лесные коты – ни один сухой сучок не дрогнул, ни малая шишка не хрустнула. Тут нельзя было ошибиться- аркан был непременным оружием казака, и оба степных воина владели им в совершенстве. Бросок- сдавленный крик- и в рот драгунам вместо немецкой колбасы сильные пальцы суют старые тряпки, а руки за спинами вяжут пеньковыми верёвками. День заканчивался неплохо! Добыча, кони, оружие и пара пленных. Обоих положили на седло одно и коней и крепко привязали ремнями.

Пленных доставили к атаману, который знал и польский язык тоже. Драгун поставили наземь и Каторжной, заломив шапку, держа руки за спиной, не выпуская нагайки, не спеша обошёл вокруг поляков.

– Ну что? Кто кастелян замка? Где ещё дозоры спрятаны?

Пленные помалкивали, да смотрели на русских гордо, не опуская вниз своих глаз.

– Не хочу, а все же вас повешу. Не взыщите, раз так.

Ответом опять было молчание. Иван Семёнович кивнул Трофиму и Андрею, и казаки потащили драгун к ближайшему дереву. Кафтаны и сапоги и шапки были содраны- чего зря добру пропадать. Но, воины попались стойкие, говорить не захотели, ну а казаки щадить тоже были врагов не расположены – и скоро два тела с босыми ногами качались на крепких верёвках.

– Молодец Трофим, проверьте, может ещё кого найдёте, – глухим злым голосом приказал атаман.

– Поняли, Иван Семёнович!