Иван Мошкин, атаман Каторжной. Вода, огонь и Медные трубы

Казаки рассыпались впереди, проверяя ложбины и овражки, кусты и заросли, привычно, словно во время поиска крымских татар. Посекли ещё шестерых драгун, но больше никого не обнаружили на подступах к городку.

К рассвету подошли к Гусятину, Иван Семёнович смотрел в трубу, взятую с боя у поляков. Замок был небольшой, на холме, прикрывал и мост через реку Збруч.

Но тут прискакали те, кого не ждали, вернее- не ожидали. Перед атаманом стояли трое запорожцев, в живописных ярких одеждах . Кто в кафтане из турской ткани, кто в простом, суконном. Но у всех шапки со шлыками, да татарские сабли у каждого, с пистолями на поясе. Их есаул стоял вальяжно перед атаманом Каторжным, положил руки за спину, поигрывал нагайкой.

– Здрав буди, воевода. Так Богдан просил сказать, что он переговаривается с капитаном Ольшевским, что б сдал замок. То наше дело.

– Так и Рада присягнула царю и государю Алексею Михайловичу быть заодно. И гетман Богдан Хмельницкий тоже. А я атаман боярского полка воеводы Василия Васильевича Бутурлина, и дан мне приказ захватить Гусятин по государеву слову. И не воевода я, а атаман Иван Семенович Каторжной, со мной четыре сотни донских казаков.

– Слыхали о тебе, я – есаул Демьян Головня, – и запорожец переглянулся с заулыбавшимися товарищами, – сам Иван Семёнович пожаловал. Не ходи на город, закусил удила гетман, худо будет.

– Искал бы где всё ладно, – улыбнулся Мошкин, – я бы в Риме самому папе служил. Есаулы, поднимайте сотни! Идём быстро!

Ертаул шёл на рысях, казаки за два выстрела из пищали спешились перед крепостью, коноводы увели коней. Атаман увидел запорожцев, ставивших перед замком четыре своих небольших пушки.

– Вот, видишь, Трофим Аникеевич, – сказал Каторжной, – и запорожцы нам помогут. Выставляй пищальников, прикроют нас, мигом здесь обернёмся. А я с казаками на стены заберусь.

Атаман принялся привычно заряжать две свои пистоли, убрав их за пояс, и весело смотрел на начальных людей.

– Осторожней, Иван Семёнович. У стен твоё дело людьми командовать, а не саблей махать.

– Ничего, – ответил Каторжной, – не старый я ещё…

Но вот, казаки с криками побежали к стене, бросая наверх крюки от лестниц, и подтягивая верёвочные всходы к стенам. Сверху поляки выпалили из пищалей, но не густо, и вразнобой, так что и не попали ни в кого из русских . Стрелки казаков били цельно и метко, на сиенах раздались крики раненых. Мошкин обернулся, посмотрев на ряды запорожцев с пушками, и первым полез наверх, на стену, держа в правой руке свою турецкую саблю. Он услышал, как выпалили пушки запорожцев, успев подумать в последний раз, в кого же они метили?

Служба государева

Юный стрелец

– Вот и молодец у нас сынок, – говорил Семён Петрович матери, а та лишь вытирала глаза платочком. – да не кручинься ты, не на засеку послан, а в крепости. Радоваться должна. Вот, настоящий стрелец! – и похлопал сына по плечу.

Раньше, лет десять назад, семья Мошкиных жила в Калуге, и Иван родился именно там. Но затем отца отправили служить в Тульскую крепость, и семья поехала сюда. Так и служили теперь здесь. Место было неплохое, да и кормов государевых больше шло, так что жаловаться не приходилось.

Иван Мошкин смотрел на свой новый наряд – справили мать с отцом, Евпраксия Кузьминична да Семён Петрович, для только повёрстанного на царёву службу второго сына.

Первый, Кузьма, был отобран за особую стать в Стремянной полк, и служил теперь при государе Михаиле Фёдоровиче, в самой Москве. И теперь юноша был оторван от семьи, но мать и отец были очень рады за старшего. Подрастали ещё двое сыновей, Устьян да Василий, и всех отец обучал так же, как и его учил уму-разуму его отец, Пётр Семёнович. Все учились и огненному бою, и на саблях, и копьём и бердышом управляться.

Так что вся одежда стрельца- кафтан из грубого серого сукна, сапоги, шапка, ремень были при нём Ваня особенно же прикипел к старинной сабле. Его отец, Семён Петрович, с десяти лет учил его владеть ещё старинным дедовским клинком. Теперь Иван отлично держал в руках своё оружие. Стрелять обучил тоже отец, правда, из охотничьей пищали. Но на сто шагов юный стрелец промаха не давал, и был повёрстан в стрелецкий приказ города Тулы.

– Вот, теперь и Иван Мошкин к нам в приказ, – одобрил молодого воина десятник, Афанасий Петрович Дулёв, – справный стрелец, – говорил он, посмотрев на одежду и саблю, – а вот тебе, и от казны, – поставил перед ним пищаль, суму для патронов, подставку. Теперь читай клятву, походи к Евангелию, и распишись в книге.

Поп Терентий читал молитву, ему, и еще двоим новоприборным стрельцам, дал целовать крест. Голова, Тихон Ильич, положил перед ними книгу, и указывал, где расписаться. Все читать и писать умели, так что каждый поставил своё имя и прозвище.

– Ну всё, теперь десятники посмотрят, как вы к службе годны.

Все трое взяли пищали на плечо, и пошли во двор, к месту, обитому толстыми досками. Здесь стояли толстые жерди, вкопанные в землю, десять числом .