Иван Московский. Первые шаги

Большие красные щиты с золотыми львами. Длинные пики. Мерный шаг и действующая на нервы музыка. Ритмичная. И пугающая. Да еще и падение юрты хана добавило огонька. Это был символ его власти. Ставка. Олицетворение. И вот теперь он пал. Вместе с войском, которое в этот момент очень отчетливо проявило свою природу. Степные пастухи, собранные на войну так и остаются пастухами. В то время как Ваня своих селян за два года непрерывной подготовки выдрессировал изрядно. Они уже и мыслить не думали себя землепашцами и хлеборобами. Нет. Они все как один воспринимали себя равными ратникам конным. А учитывая то, что они уже разбили несколько конных ратей, то и как бы не выше.

Боя не получилось.

Татары, деморализованные двумя тяжелыми поражениями подряд, энергично отходили, разбегаясь во все стороны. Бросая обоз и прочее имущество. А в юрте, под тяжелым войлоком, кто-то шевелился. Живой верно. Поэтому, когда войско княжича подошло к ставке, ему удалось взять не только богатую добычу, но и… самого хана. Тот обнаружился без сознания. Остальным тоже досталось. Все-таки не палатка, а юрта. Но сморило удушьем их не так сильно. Впрочем, сопротивляться они все равно уже не могли. Так их и принимали, по одному, связывая и оттаскивая в сторонку. Всех приближенных хана. Они ведь там как раз сидели и обсуждали традиционные для Евразии вопросы: «что делать, и кто виноват».

Глава 8

1472 год — 10 августа, Нижний Новгород

Убедившись в том, что татары действительно ушли, княжич собрал трофеи, похоронил павших и отправился в низовье Волги. Имея при том главной целью не столько столицу Большой Орды Сарай-Берке, сколько Хаджи Тархан. Почему? Так вестимо. Крупный невольничий рынок там был. Не чета тому, что в Кафе, но тоже очень значимый. И торговали там людьми, которых удавалось украсть или каким-либо еще образом захватить на севере — в землях Руси.

Время для удара подходило более чем. До ледостава можно было завершить кампанию и зазимовать в низовьях Волги, а весной, по открытой воде, вернуться с богатыми трофеями. Тем более, что хан Ахмата захвачен. Как и большая часть лидеров Большой Орды. Кто-то, конечно, ушел, кто-то погиб, но в любом случае — степь оказалась обезглавлена. А значит организованного сопротивления не будет.

Однако, добравшись до Нижнего Новгорода Иван Иванович с удивлением обнаружил тут митрополита Феофила. Того самого, что совсем недавно был архиепископом Новгорода и Пскова. После осеннего кризиса 1471 года другого кандидата в руководство церковью Всея Руси подобрать просто не удалось.

— Отче, я рад тебя видеть, — произнес Ваня, — но, признаться, немало удивлен. Зачем ты здесь?

— За тобой.

— За мной?

— Сын мой, послушай… — начал было говорить Феофил, но, замялся, явно не зная с чего начать.

— Я весь внимание. Беда какая-то случилась?

— Случилась, — нехотя кивнул он. — Я не знаю с чего начать…

— С начала.

— Хм, — усмехнулся митрополит. — Тебе нужно вернуться в Москву.

— Зачем?

— Измена. Твой дядя задумал взять престол в свои руки. Борис Васильевич.

— Бред, — покачал головой Ваня. — Зачем ему это? Его же никто не признает. Да и отец мой в силе и полон здоровья.

— Думаю, что для тебя не секрет, что священники ныне на Руси тебя не любят. Много бед ты им принес.

— За дело.

— За дело, — согласился митрополит. — Я и не спорю. Потому и пришел.

— Допустим. Расскажи порядком, что произошло?

— Хоть ты и старался удержать в тайне, но кто-то проболтался будто ты желаешь взять в жены латинянку, да и отца своего к тому подбиваешь. Вот посольство в Рим и отправил. Из-за этого сильно разозлились те, кто не принял и не разделил сору отца твоего с Константинополем…

— И они решили сменить Великого князя?

— Да. Борис Васильевич их вполне устраивает. Вас с отцом после захвата престола они планировали предать анафеме, а меня заточить в монастырь, где тихо и заморить. Борис Васильевич устраивает всех. Он готов взять в жены Софью Палеолог. Он готов к покаянию перед Вселенским Патриархом. Более того — он уже тайно получил ярлык на Великое княжение от хана Ахмата, через что в битве должен был предать своего брата — твоего отца. До нее не дошло, но ярлык получен загодя и Ахмату он союзник. Даже король Польши и Великий князь Литовский Казимир и то благоволит Борису Васильевичу. Если, конечно, тот вернет Новгороду былую независимость. Твой дядя очень удобен для всех враждебных тебе сил.

— Но он не может принять престол. Между ним и отцом стоим я и Юрий Васильевич.

— Ты думаешь, что его это остановит? — Горько усмехнулся митрополит. — Когда я получил известие о том, что ты разгромил хана Ахмата и пошел в низовье Волги, я ни дня более не оставался в столице. Это было смерти подобно.

— Почему? — Немного нахмурился Ваня. — Ты разве с этой греческой партией открыто ругался?

— Ваня… Ваня… Неужели не понимаешь?

— Видимо, не о том думаю. Расскажи.

— Меня считают твоим человеком. Не твоего отца. Нет. Твоим. А это приговор.

— Подворья и мастерские… — тихо, с налетом ужаса, произнес княжич.