Иван Опалин

— Конечно. Савву Борисыча все знают. У него даже оркестр в одном зале играет. И бильярдная есть.

Значит, приличное заведение, не какой-нибудь притон. "Ну это мы еще посмотрим", — решил Опалин про себя.

— И когда ты на работу у него вышла?

— Да вот с начала месяца. Первого числа с вечера, потом с утра до шести, потом опять с вечера. С утра хорошо, посетителей мало. Вечером тяжелее.

— Так, так. И до скольких ты на работе, если вечером?

— До двух ночи, а то и дольше. Посуду-то мыть надо сразу, до утра не оставлять. Если разобьешь что-нибудь, вычтут из зарплаты.

— В профсоюз тебе надо, — посоветовал Опалин.

— Еще чего! — гавкнула тетка из-за ширмы.

— Из профсоюза Савва Борисыч не берет. Для профсоюзных, говорит, у нас местов нету.

— Но если ты не в профсоюзе, как же ты защитишь свои права? — втолковывал Опалин своей собеседнице.

— Да какие права? — пожала плечами Наташа. — Главное, чтоб платили вовремя да не слишком забижали. Савва Борисыч хоть мущина сурьезный, под юбку не лезет, не то что разные… образованные которые…

— А он что же, один со всем управляется? Ты же говорила, трактир у него большой.

— Почему один? Помогают ему.

— Кто помогает? Жена?

— Нет, жена там не появляется, а вот братец ее помогает. Ярцев его фамилия. За порядком следит, если буянит кто — он мигнет, их и выведут сразу.

— Ярцев, Ярцев, — задумчиво пробормотал Опалин, делая вид, что припоминает, — был у меня знакомый когда-то с такой фамилией. Он что, молодой?

— Сидор Михалыч-то? Не, не молодой он. Но и не старый, — добавила Наташа, подумав.

— Что же, лет 30 ему?

— Да все сорок, наверное.

— Маленький такой брюнет? Нет?

— Не, не брюнет, посветлее он. И не маленький — ростом выше тебя, наверное.

— Усы? Борода?

— Усы есть, а что?

— А приметы у него какие-нибудь особые видела? Ну там шрамы, родинки, бородавки, татуировки…

— Да обыкновенный он, — пожала плечами Наташа.

— Так-таки совсем обыкновенный? Может, у него нос сломанный или полноги не хватает…

— Да нормальный у него нос. Слушай, а кривые пальцы считаются?

— Что значит кривые?

— Ну у него большой палец искривлен и не гнется. Наверное, сломал когда-то. Но я точно не знаю.

— А палец на какой руке?

— На правой.

Значит, лет сорока, шатен или русый, довольно высокий, с усами, большой палец на правой руке плохо сросся и не сгибается. Душа Опалина пела. Но ему надо было узнать еще кое-что.

— Скажи, а в трактире тебе не попадался гражданин, на вид лет 32–34, плечистый, росту среднего, волосы темные, глаза карие, шею обычно шарфом или платком закрывает, потому что на ней сбоку шрам?

Наташа поглядела на него озадаченно.

— Так я ж на кухне… Я в зал не хожу.

— Ну, мало ли что, вдруг ты его где заметила? Может, он к хозяину заходил. Или к Ярцеву…

— Сказано же тебе — в зал она не ходит, — подала голос тетка из-за ширмы.

— Да не видела я никого, — сказала Наташа. — На кухню он точно не заходил. А зачем он тебе?

— Старый знакомый, — хмуро бросил Опалин, вспоминая Одинокий переулок, убитых товарищей и смертельно раненного Шмидта, который из последних сил пытался ему что-то сказать. — Ты завтра с утра работаешь?

— Да, до шести.

— А чем ты в жизни вообще планируешь заниматься?

— А? — вытаращилась на него Наташа.

— Ну вот сейчас образование можно получить, курсы разные, рабфаки. Ты же грамотная?

— Ну, грамотная, — ответила девушка, но как-то не слишком уверенно, и он понял, что это не самая сильная ее сторона.

— Выучилась бы… ну хоть на машинистку, что ли. Не можешь же ты всю жизнь посуду в трактире мыть…

— Почему не могу? Могу. А на машинистку зачем учиться? Ты на бирже труда не бывал, не видел, сколько их работу ищет.

— Ну, не на машинистку, на кого-нибудь еще.

— Нет, — сказала Наташа решительно, — не хочу. Мне бы, знаешь, денег поднакопить. И замуж. Только чтоб он меня не бил, — добавила она, подумав. — И комната чтобы отдельная. Вот это по мне…

За ширмой засмеялись.

— Дура, где ж ты такого найдешь, чтоб руки не распускал, да еще с отдельной комнатой! — в голосе тетки звенел неприкрытый сарказм. — Таких уже давно расхватали…

— Ну, пусть он дерется, только редко. Я потерплю.

Опалин поглядел на Наташу, на ее свежее милое лицо и натруженные руки, и ему стало невыразимо грустно при мысли, что у человека может быть такой убогий потолок мечтаний, такие примитивные стремления. "И главное, она ведь не понимает, насколько все это жалко… Но как ей объяснить? Никак. А ведь девушка-то хорошая, но всю жизнь мыть посуду… Ну да, любой труд почетен. Но…"

Пока в его голове пробегали все эти разнообразные мысли, Наташа глядела на него, на страшный рубец возле виска и думала, зачем такой симпатичный и хороший парень выбрал себе такую опасную работу. "Уголовный розыск… бандиты всякие… Платят им, я слышала, мало… А убить могут. Очень даже запросто… Ему бы куда получше устроиться, хоть в официанты. Тогда я бы с ним… ну, для начала хоть в кино сходила… А угрозыск…"