– Скажите, господин Быстрицкий, вы не допускаете мысли, предположения, что ваша невеста, девица Коган, добровольно вышла из вагона и спряталась в вокзале этой станции?
Тот даже привскочил.
– Зачем же она сделала бы это?
– Представьте, что в последнюю минуту ею овладела борьба: идти ли на этот шаг или не идти. Как-никак – она еврейка. Голос крови в ней силен, как и в нас с вами.
– Нет-нет! Этого быть не может. Вы не знаете Рахили, на такую измену она не пойдет.
– Что же вы предполагаете? Ваше личное мнение?
– Ее украли. Я убежден в этом!
– Вы думаете, что родители проследили за ней?
Путилин не успел докончить. Ему подали новую карточку. Едва проглядев ее, он быстро встал.
– Мы докончим наш разговор, господин Быстрицкий, через несколько минут. Я должен принять посетителя по экстренному делу. Потрудитесь следовать за мной. Я вам укажу, где вы можете меня обождать.
Путилин внутренним ходом из кабинета провел Быстрицкого и вскоре вернулся.
Он потирал руки, что делал он всегда, когда дела начинали принимать неожиданный, странный оборот.
В кабинет вошел отлично одетый полуседой господин.
– Вениамин Лазаревич Коган, – представился он моему знаменитому другу.
Я вздрогнул, насторожился.
«Вот так штука! Коган! Да ведь Быстрицкий только что говорил о Когане, об отце исчезнувшей девушки. Неужели это он?» – подумал я.
Второй посетитель был взволнован не менее первого. Один только Путилин был беспристрастен.
– Господин Коган из М.? – спросил он.
– Да, ваше превосходительство. А вы, простите, откуда же это знаете?
Ироническая улыбка пробежала по губам великого сыщика.
– Я обязан знать всего понемногу. Чем могу быть полезен вам?
Коган хрустнул пальцами.
– Не только полезны, а можете прямо спасти меня. Я готов заплатить десятки тысяч…
– Виноват, я просил бы вас помнить, что вы находитесь не у комиссионера, а у Путилина, поэтому разговор ваш о деньгах я нахожу более чем неуместным и странным.
Миллионер-еврей из М. осекся.
– Простите, ваше превосходительство…
– Объясните, что привело вас ко мне.
– Горе, страшное горе. У меня исчезла дочь.
– Рахиль? – быстро задал вопрос Путилин.
Коган подпрыгнул на кресле:
– Как? Вы и это знаете?
Изумлению, почти священному ужасу почтенного еврея не было границ.
– Ну-с, господин Коган, потрудитесь рассказать, что такое стряслось с вашей дочерью.
Перепуганный, взволнованный миллионер начал длинный, подробный рассказ.
Он мало чем разнился от того, что было уже нам известно от Быстрицкого, за исключением лишь вокзала, вагона и непостижимого исчезновения из него девушки.
– Я поклялся святой Торой, ваше превосходительство, что не допущу совершиться этому ужасу – переходу моей дочери в христианство. Я глубоко убежден, что вы понимаете мои отцовские чувства и чувства верного, чтущего свою религию, еврея. Станете ли вы осуждать меня за это?
– Ни на одну секунду. Я сам держусь взгляда, что всякий человек должен жить и умереть в своей вере.
На глазах Когана выступили слезы.
– О, я не ошибся в вас, глубокоуважаемый господин Путилин! Недаром многие из нас благословляют вас за дело Губермана, когда вы сняли с нас позорное обвинение в совершении ритуального убийства девочки.
– Ваша дочь бежала вечером?
– Да! – изумлялся все более и более М-й крез. – Я на другой день решил повезти ее за границу. Я был убежден, что там она успокоится, что угар этой первой молодой любви, обычный в ее возрасте, пройдет, что она забудет мимолетное увлечение. И вдруг все пошло прахом. Моя дочь исчезла!
Голос Когана перехватывался волнением.
– Что же вы думаете относительно этого?
– Что! Разумеется, только одно: она бежала к нему, к этому, простите, проклятому совратителю.
– Вы его не знаете?
– Нет. О, если бы я его знал! – Угроза, смертельная ненависть зазвенели в голосе бедного отца.
– Вы обращались к М-м властям?
– Обратился. Но, говоря откровенно, я плохо верю в талант наших местных властей.
– Так… так. Скажите, господин Коган, у вас много врагов?
Коган печально улыбнулся.
– Если у всякого человека, ваше превосходительство, их немало, то у богатого их особенно много. Зависть – плохой пособник дружбы.
– Среди какого населения у вас большее количество врагов, недоброжелателей: среди русского или еврейского?
Коган развел руками.
– Я затрудняюсь ответить на этот вопрос: ей-богу, не считал.
– Итак, вы просите моего содействия?
Миллионер-еврей схватил Путилина за обе руки.
– На коленах готов умолять вас, господин Путилин! Отыщите мою дочь! О, если бы вы знали, как я люблю мою Рахиль!
Путилин подумал минуту.
– Хорошо. Ваше дело меня очень заинтересовало. Сегодня вечером я выеду в М.
Когда Коган ушел, великий сыщик привел снова в кабинет Быстрицкого.
– Стало быть помочь вам?
– Господин Путилин! Ваше превосходительство! Сделайте милость!
– Хорошо. Уезжайте в М. Я еду туда.
– Что ты скажешь, доктор?
Путилин стоял передо мной, улыбаясь.
– Могу сказать только одно, что мы едем в М. Остальное для меня так же темно и непонятно, как и все, за что ты берешься.
Путилин рассмеялся.
– А ты сам, Иван Дмитриевич, разве понимаешь что-нибудь в этой абракадабре?