Ни сногсшибательный типаж, ни изощренная композиция кадра, ни ассоциативный монтаж не смогли сами по себе сделать последующие после «Потемкина» фильмы С. М. Эйзенштейна близкими и понятными народу. Нужен еще был Человек – образ, характер, а главное, нужно было душевное, сердечное и гражданственное (а не умозрительное) понимание исторического прошлого и современной действительности, чего у автора великого «Потемкина», к сожалению, не было…
Отказавшись от постановки «Мертвых душ», я немало потратил времени и энергии на поиски сценария. Хотел сделать фильм о строителях Московского метро. Вел переговоры с Евгением Габриловичем (его я хорошо знал по совместной работе в театре Мейерхольда), с другими сценаристами и писателями. Но все почему-то не получалось, не выходило, было малоинтересно, а самое главное – не отвечало тем творческим устремлениям, которые возникли у меня под влиянием «Чапаева» и «Встречного».
Я мечтал о таком сценарии, который, как и эти замечательные фильмы, мог бы ответить на чувства и мысли, какими тогда жили советские люди. Но подобного сценария, к сожалению, не было…
Шло время. Нужно было работать. И обязательно над современной темой. Мое внимание привлекло либретто К. Виноградской «Анка». Оно было написано для Михаила Ромма и уже год с лишним лежало на студии без движения. Ромм и ряд других режиссеров от него отказались.
Партийный билет
Действие «Анки» происходило в Научно-исследовательском институте физиологии. Какие-то странные профессора проводили там опыты с собаками, обезьянами, попугаями, кроликами.
Главными персонажами были Анка – лаборантка, маленькая, рыженькая девушка, и Павел – недавно приехавший из деревни рабочий, в обязанности которого входил уход за подопытными животными.
Одним из главных эпизодов либретто была «любовная ночь» Анки и Павла. Герой и героиня встретились весной, в институтском саду, в одной компании с животными и птицами, которых Павел для этого случая нарочно выпустил из клеток…
Вот как описывала К. Виноградская эту ночную сцену любви:
Приведенный отрывок с достаточной ясностью объясняет и направление, в котором автором был задуман сценарий, и причины, заставившие многих режиссеров от него отказаться.
Это было не то, что я искал, но, внимательно перечитав либретто, я увидел в нем одну интересную линию, которая существовала только в зародыше…
Анка по просьбе Павла рекомендует его в комсомол, но, узнав, что он из кулаков, тут же бежит в райком исправлять свою ошибку.
У меня мелькнула мысль о враге, который, пользуясь излишней добротой и доверчивостью простых советских людей, хочет пробраться в партию, дабы ему свободней было осуществлять свои диверсионные замыслы…
И вот я и Виноградская срочно выехали в дом отдыха «Абрамцево». Здесь мы вместе написали совершенно новый сценарий. Мне очень помогло то, что в течение трех лет я жил в рабочем районе города – в Симоновской (сейчас Ленинской) слободе, в исконно рабочей семье и очень хорошо знал быт и характеры представителей рабочего класса Москвы 30-х годов.
Образ семьи Куликовых был целиком взят из быта «Симоновки».
Теперь сюжет сценария развивался так:
…На Москве-реке яркий и красочный первомайский карнавал. В веселую компанию заводской молодежи «случайно» проникает скромный, простой и обаятельный парень – Павел Куганов. Он рассказывает, что приехал в Москву с одного из крупных северных строительств «искать счастья» учиться, работать. У Яши – секретаря комсомольской организации завода, влюбленного в молодую работницу Анку, в эту радостную ночь особенно хорошее настроение. Он решает помочь Павлу получить работу на своем заводе.