Иван-Царевич

Прекрасные черты Марьина лица, звуки ее тихого голоса вселили в Ивана страх, какого не могли вселить громовые проклятья Кощея Бессмертного. Теми же словами грозился Василий Орел, но ведь он мужчина, богатырь, а Марья Моревна хрупкая женщина, что делает угрозы ее еще страшней. В этот миг понял Иван, что нипочем не сменяет свою смертную долю на Кощеево бессмертие — ни за какое счастье на свете, ни за какие райские кущи!

— Да, Миша мне сказывал, что надобно коня добыть резвей, чем у него,ответил он после недолгого молчания.- А где они водятся, те кони, он и сам не знает... Так иль иначе, придется мне, любушка, еще ненадолго тебя тут оставить.

— Да я и надеяться не смела вновь тебя увидать. Потому езжай себе спокойно, а я ждать буду. Ведь ежели ты меня увезешь, вороной дьявол опять все ему доложит, и недалече мы убежим. А мне, Ванюша, второй раз тебя терять никак нельзя — не перенесу я этого.

В голосе Марьи Моревны вовсе не было нежности, напротив, одна стальная твердость. Иван сразу смекнул, о чем она толкует, и содрогнулся, чего с ним не было даже пред лицом собственной погибели. Высока башня Кощеевой крепости, а подворье камнем вымощено. Он со страху очи зажмурил. Но Марья Моревна ласково погладила его по щеке, улыбнулась ободряюще.

— Ну что, свет мой, может, на прощанье наказ какой дашь?

Иван-царевич встряхнулся, тоже сложил губы в беззаботную улыбку.

— Будь умна и верна, будь мудра и добра. А как вернется Кощей домой, держи для него питье наготове.

Процокали копыта внизу под башнею. Выглянула Марья Моревна в окно и увидала, как чернокнижник промчался по широкому подворью и осадил коня. Завел его на конюшню, расседлал, дал напиться, подбросил сена в ясли, но острых удил из пасти не вытащил, потому как вороной скорей бы сдох, чем дал вновь надеть на себя удила.

Она прислушалась к голосам, доносившимся снизу, и на лице ее заиграла коварная улыбка. Кощей, как всегда, спрашивал у коня, не приключилось ли чего за время его отлучки. Вороной отвечал хозяину, да ответы были неполные. Явствовало из них, что Марья Моревна в башне у себя, но о том, что Иван-царевич, жив-здоровехонек, во внутренних ее покоях спрятан, умолчал конь. И вновь улыбнулась она, только уже без всякого коварства, как поняла причину умолчанья. Кощей жесток, Иван добр — вот и вся причина.

Достала Прекраснейшая из Царевен всея Руси флягу с водкою из поставца, вынула пробку и в огонь бросила, покамест ее тюремщик по лестнице взбирался.

Бухнула дверь горницы, едва с петель не слетела, и вошел Кощей Бессмертный.

Марья Моревна сперва налила чарку, потом полыхнула на него очами.

— Ах ты, мужик, дубина неотесанная! Нешто так входят к царственным особам, да еще вдовым?! — С этими словами плеснула она водкою ему в лицо.

Кощей взмахом руки остановил летящие брызги, а те, что все-таки достигли цели, с бороды утер.

— Чую русский дух! — проскрипел он и обшарил взглядом горницу.

Марья Моревна засмеялась недобро, наполнила вновь чарку и будто ненароком себе на руку и на пол пролила. Остатнее же опрокинула одним махом.

— Чуешь, стало быть? У страха глаза велики. Боишься мужа моего, хоть сам же убил его! Так вот, Кощей Бессмертный, то не русский дух, то страх твой, что сырою землей пропитался.

Подняла она дрожащей рукой налитую чарку, да снова расплескала.

— Много ль выпила нынче? — спросил Кощей, оглядываясь в поисках пробки, но не находя ее.

— Мало! — отрезала она.- Бочки не хватит, чтоб горе мое залить.- Марья Моревна плеснула было водкою в Кощея, но тот загодя пригнулся, и захохотала она диким, зловещим смехом, от которого у всякого смертного волосы б дыбом встали,- Садись, выпей со мной, старый хрыч, да поведай, каково было в миру, когда я еще горя не знала.- Она взмахнула фляжкою, и спирт, чистый, как мертвая вода, окропил богатые ковры терема.- А после, глядишь, и я тебе поведаю, как мне в счастии жилося.

Кощей и не подумал гневаться, ведь его пленница, как ни строптива, все ж остается Прекраснейшей из Царевен всея Руси, и ни тюрьма, ни водка не в силах ее у него отнять. Черный вдовий плат с головы сбился, сверкнула коса червонным золотом. Вдобавок Марья Моревна вроде примирилась со своею горькой долей ругается, насмешничает, пьет по-русски. И Кощей силился не отстать опрокидывал чарку за чаркой, а то, чего доброго, крепкого бабьего кулака отведаешь.

Не приметил чернокнижник аметистов ни на дне Марьиной чарки, ни в перстне, который повернула она камнем вниз, ни тем паче в медальоне, рядом с крестом на грудь повешенном. Мудрейшие написали в своих книгах, что аметист уберегает от хмеля, и кому-кому, а Марье Моревне это было известно. Но береженого Бог бережет: стоило Кощею отвернуться, она выплескивала водку в окно иль в кадки с цветами, что были расставлены по всей ее монашеской келье, а коли выплеснуть не получалось — трясла рукой да смеялась, так что порой ни капли в чарке не оставляла. Марья Моревна верила в чудодейственные свойства аметиста, но и здравым смыслом не пренебрегала.