Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены

– Да, царица? – отложив свои заметки, поднял он на нее слегка покрасневшие после бессонной ночи глаза, огромные за толстыми стеклами очков в роговой оправе. – Тебе беспокойно? Ты не находишь себе места? Тебе здесь душно и тесно? Душа твоя болит и плачет, раненой птицей стремясь кинуться вслед за доблестным Граненычем или на поиски родителей Василия?

– Ты все сказал лучше меня, Дионисий… – устало опустилась на стул рядом со столом Елена. – Я так переживаю за Митроху… А еще больше я боюсь за Симеона и Ефросинью. Почему о них ничего не известно? Где они? Что с ними? И что будет, если Граненыч не сумеет выбраться из дворца? Если с ним что-нибудь случится по

дороге? Ведь тогда Васенька не узнает… и когда он вернется… ничто не поможет…

– Успокойся и отодвинь свои заботы в дальний угол самого дальнего чулана, царица,

– маленькая морщинистая ручка библиотечного легла на смуглую, нервно подрагивающую руку Елены. – Своим беспокойством ты не поможешь никому, а себе и малышу можешь повредить. Все кончится хорошо, вот увидишь. На своем веку я перевидал… то есть, перечитал… немало историй, похожих на эту. Добро всегда

торжествует. Это закон Вселенной. А законы Вселенной, в отличие от законов людей, выполняются безукоснительно.

– Но Вселенная такая огромная… и медлительная… А нам некогда ждать, пока добро восторжествует само по себе, ведь промедление смерти подобно! Ему надо помочь, а мы не в силах!..

– Ну-ну… Успокойся, царица… Хочешь чаю? С мятой, смородиновым листом, лимоном, молоком…

– Нет, спасибо, Дионисий… – рассеяно покачала она головой. – Мне ничего не хочется, правда. Ты такой добрый… Внимательный… Заботливый… Что бы я

делала без тебя? Страшно подумать… Если бы я не ушла в тот вечер из зала пиров, если бы не упала и не потеряла сознание, пока Чернослов накладывал свои порабощающие чары на всех, на кого еще не наложил свою грязную лапу… Как хорошо, что на свете бывают библиотечные. Хотя, может, они существуют только в

Лукоморье? Про домовых, дворовых, и даже банных я слышала и в Стелле, только там они называются «термальные», но про твоих сородичей – никогда и нигде… Наверное, это потому, что вы так хорошо прячетесь от людей? Но зачем? Люди вас чем-то обидели?

Хозяин библиотеки отчего-то смутился, опустил глаза – теперь огромные линзы

увеличивали его пушистые ресницы – и стало накручивать на палец напомаженный ус.

– Видишь ли, царица… – наконец заговорил он, и стекла очков снова наполнились голубым. – Люди в Лукоморье, Стелле, да и в других странах Белого Света ничего не слышали о библиотечных потому, что их нет.

– Нет? – не поняла Елена. – Как – нет? А как же ты?..

– Я – исключение. Я – единственный, – скромно объяснил он. – Ты, конечно, не знаешь этого… Но я ведь тоже не всегда был библиотечным.

– А… кем же ты тогда был? – удивленно вскинула брови царица, и тут же поспешно

добавила: – Ну, если это не твоя тайна, которую ты не хочешь никому рассказывать…

Дионисий задумался, но потом качнул головой и поправил сползшие на лицо длинные волосы.

– Нет. Теперь, когда ты знаешь о моем существовании, делать тайну из моего происхождения – нелепо. И если тебе интересна ностальгическая болтовня старого любителя фолиантов и книжной пыли…

– Естественно, интересна! – горячо воскликнула Елена. – И, если интересно тебе, ты совсем не старый!

Дионисий рассмеялся мелким смешком.

– Как ты думаешь, сколько мне лет?

– Пятьдесят… Пятьдесят пять… – предположила царица.

– Если ты умножишь последнюю названную тобой цифру на десять, ты будешь довольно близка к истине, – улыбнулся он, наблюдая за тем, как удивление и недоверие сошлись в нешуточной схватке за господство на ее лице.

– Ты не выглядишь на полтысячелетия, – наконец проговорила она.

Дионисий усмехнулся и повторил за ней:

– Полтысячелетия… Это звучит как цитата из подписи под экспонатом археологического музея…

Елена смутилась.

– Извини, но ты же сам сказал…

– Сказал, сказал, – шутливо проворчал в ответ библиотечный. – Но когда я это говорил, я не думал, что это действительно так много.

– Так откуда же берутся библиотечные? – царица дипломатично перевела разговор со скользкой темы возраста на старые рельсы.

– А, ты об этом… Это древняя… как ты можешь догадываться… и неинтересная, в общем-то, история. Давным-давно я родился в семье дворового и овинницы и по рождению был обречен жить во дворе, прятать человеческие вещи, оставленные на улице на ночь без присмотра и склочничать с домовыми. Но я чувствовал, что это не мое, душа не лежала, как сказали бы вы, люди, а чего мне было действительно

нужно – я тогда понять не мог. Но однажды летом учитель маленькой царевны – пра-пра-пра-бабушки пра-пра-пра-бабушки нашего Симеона – стал проводить уроки грамоты в беседке в саду, где я любил проводить время в тени яблонь и ловить кузнечиков. После занятий сей старательный педагог читал ей книги вслух. Про приключения, про любовь, про дальние страны – любопытная Агафьюшка слушала, раскрыв рот, все

подряд… И она была не одинока. Я тоже в такие минуты забывал обо всем на свете.