– А как у нас в городе дела обстоят, люди добрые? Кто мне расскажет, что у нас в славном Лукоморске сейчас деется? – едва дождавшись, пока народное ликование возьмет тайм-аут, спросил царь.
– Ну, я могу, – выступил вперед шорник Данила, с усилием согнав улыбку от уха до уха и приняв серьезно-торжественный вид, подобающий для разговоров с царями. – Звать меня Данила Гвоздев, а ремесло мое шорное. Живу я с семейством в Соловьевке, в доме с синими наличниками…
– Да ты мне расскажи, что в городе деется, Данила! – нетерпеливо прервал его Симеон. – Про наличники потом!..
– Сейчас все поведаю, батюшка царь. Я про себя говорю, чтоб не подумали вы, что
я какой пьяница безродный, али смутьян пустоголовый. Я горожанин законопослушный и верноподданный, и думаю, что говорю.
– Это хорошо…
– Ну, так слушайте. А что я пропущу – меня мир поправит… – и он обвел
замотанной тряпицей рукой притихший с уважением люд. Ишь ты – шорник – шорник, а сказанул так, что и не всякий боярин повторит…
Закончив изложение событий последних трех часов, Данила почтительно замолк.
Заговорил царь.
– Спасибо вам, люди добрые, еще раз за отвагу вашу, за верность и за сердца ваши горячие, – молвил он. – Я всегда знал, что государи других держав локти кусать должны, что не у них, а у меня в стране такой народище проживает! За ним, то бишь, за вами – как за каменной стеной! Любого колдуна, али супостата голыми руками на корню удушите! Молодцы! Сбросили мы чародейское иго! И на радости такой объявляю я народные гуляния на три дня! Будут на всех площадях бочки стоять с пивом, с вином, да туши жариться – подходи, честной народ, ешь-пей, сколько душе угодно, за Лукоморье родимое! А всем, кто с оружием в руках во дворец пришел, жалую по золотому червонцу!
В ответ снова грянуло дружное «ура».
-начало сноски-
1 – Руки перепутал, ну с кем не бывает.
-конец сноски-
– Шорник Гвоздев! – выкликнул царь, едва ликование чуть спало.
– Тут я!
– Ты сумел оккупанта извести, сумей теперь это дело отпраздновать. Назначаю тебя распорядителем царских подвалов. А пока давай пройдем до нашей сокровищницы, поможешь мне с казной. Обещания выполнять надо.
– УРА!!!..
Но едва Симеон повернулся, чтобы уйти, его окликнул из толпы молодой нетерпеливый голос:
– Ваше величество! А с этим-то что нам делать?..
Царь остановился, оглянулся, вытянул шею, чтобы разглядеть, кто кричал, но в этом не было нужды – позвавший его молодой парень возвышался над толпою как ладья над пешками. Но в глаза он бросился не только и не столько из-за своей фигуры, а главным образом потому, что привлекая внимание государя, помахивал в воздухе зажатым в кулаке Букахой.
– Вы не смотрите, что он смирный сейчас – он сбежать хотел, и ножиком мне новый армяк попортил!..
– Воевода?.. – мрачно, как в оптический прицел, прищурился царь, и сцена унижения и предательства обласканного военачальника в тот злосчастный вечер в трапезной снова воскресла в памяти.
Букаха завертелся в руках кузнеца, как будто под его ногами развели костер, дико замычал, но Семен был начеку.
– Веди изменника Букаху ко мне в хоромы. А вместо своего армяка, за то, что поймал его, получишь шубу с моего пле…
Царь умолк на полуслове, мысленно сравнив свою фигуру и фигуру молодого гиганта. Их плечи явно были разного размера.
– Кхм… – задумчиво пощипал бороду царь. – Вместо испорченного армяка получишь штуку первосортного сукна и соболей на опушку. А сейчас давай, не медли. Уж больно давно мы с воеводой не виделись…
Царь первым вошел в свой кабинет и остановился на пороге, словно налетев на невидимую преграду – уж не ошибся ли он этажом или крылом?..
Кабинет за время его отсутствия радикально сменил сферу интересов.
Там, где при нем, Симеоне, висели карты, портреты предков, боевые знамена отличившихся дружин и охотничьи и военные трофеи, напоминавшие о славной юности не только его самого, но и всей лукоморской династии, выросли шкафы и полки, набитые ретортами, склянками, бутылями, горелками, перегонными кубами и прочими вещами странными и отталкивающими, чему нормальный человек и названия знать не может, и не дай Бог, когда-нибудь вообще узнает. Нечистые атрибуты колдовства расползлись по его столу красного дерева, залив его, проев и местами перекрасив во все цвета радуги, если бы, конечно, на каком-либо небосводе нашлась радуга,
сияющая всеми оттенками черного, коричневого, грязно-фиолетового и ядовито-зеленого. Они забрались на подоконники, повисли на крюках, изгнав оружие и штандарты,
взлетели под потолок и усеяли отвратительным ковром весь пол, поджидая, как мины магического действия, неосторожного неприятеля.
Было похоже, что колдун занимал не только его трон, но и его рабочие палаты.
– Какая гадость… – сморщился царь и брезгливо подвинул ногой почти пустой мешок у порога. В мешке что-то тоненько и жалобно звякнуло на разные металлические голоса.
Симеон попытался представить, что бы там могло быть, но кроме большой кучи стальных колец ему в голову ничего не шло, и он рассердился.