Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены

– Забирай любого! – широким жестом сержант обвел свой отряд. – Только дай пройти быстрей! Ну же!

– Значит, по рукам?

– По рукам! Только быстрей, быстрей!!!..

– Проходите, – удовлетворенно кивнул старик, повел рукой, и у самого берега вода затвердела, как камень.

– Бегом!!! – заорал сержант и, не дожидаясь, когда Октябрь выберет свою жертву, бросился вперед на водяной мостик.

Который растворился у него под ногами, когда он был на середине реки.

– Помогите!.. Помогите!.. Спасите!.. – Щур панически барахтался, всплывая и исчезая под мутной волной, как поплавок во время поклевки, отплевываясь речной водой но, одетый в тяжелую кожу и металл, чувствовал, что проигрывает борьбу. – СТАРИК!!! МЕРЗАВЕЦ!!! ТЫ ЖЕ ВЗЯЛ У МЕНЯ ЧЕЛОВЕКА!!!..

– Не взял еще, но уже беру, – услышал он ровный голос над собой, и увидел стоящего на волнах в паре метров от него Октября. – Извини, солдатик, но ты же сам ударил со мной по рукам. А у меня не было выбора. Ведь единственный человек в твоем отряде – это ты. Был, – договорил он в слабо закрутившуюся, и тут же сровнявшуюся с поверхностью воды воронку – последний след сержанта Щура на этом свете.

Умруны ушли под воду и осели в многометровой толще ила не сопротивляясь, почти умиротворенно.

Старик Октябрь нашел глазами на том берегу Серафиму и ее спутников, в напряжении, забыв про бегство, наблюдающих за этой сценой, в последний раз тепло помахал им рукой и брызгами растворился на осеннем ветру.

Восторженный Саёк не закрывал рта до самого Черемшура, в мельчайших деталях пересказывая спутницам все только что происшедшее на их глазах.

– …а волна из реки ка-а-ак вздыбится, как толкнет Щура в спину – он аж чуть вверх тормашками не полетел! Как он носом песок, наверное, взрыл – три дня отплевывался бы, поди, ежели бы жив остался, да все галькой да ракушками!. …А как почуял под ногами вместо воды твердое, так первый бросился, и назад не смотрел, как будто ему уже штандарт-полковника дали!.. Вот уж верно – куда

крестьяне, туда и обезьяне! Умруны за ним и не поспевали бежать-то!.. А Октябрь-батюшка, наверное, ему и говорит…

В первой же избе, в которую Находка постучалась, дали им и кров, и стол, и баню, и – самое главное – теплые полати рядом с печкой, с кучей домотканого белья, стеганых лоскутных одеял и тяжелых перьевых подушек.

Не закрывал поваренок рта и потом, живописуя их приключения, пока сон не сморил

его на глазах у благоговеющих хозяев прямо над недоеденной тарелкой пельменей, с ложкой в одной руке и с мечом в другой.

С облегчением Серафима быстро дожевала свою медвежью порцию тушеной медвежатины с картошкой («Три раза просили его, как человека – не трогай нашу пасеку,

пожалуйста, не послушал, сердешный,» – извиняясь и краснея пояснили хозяева свое меню), с некоторым усилием отделила оруженосца от предмета его ношения, отнесла

его на сундук на одеяла, и сама поспешила завалиться на вожделенные полати рядом с давно уже выводившей носом рулады октябришной.

В первый раз почти за две недели она могла спать спокойно, долго, не спеша и с удовольствием просматривая широкоформатные цветные сны, нажимая на «REPEAT» в особо понравившихся местах.

На следующее утро – хотя, если быть точным, это было уже ближе к обеду, причем с другой стороны – они сразу после принятия пищи (назвать его завтраком постеснялась даже царевна) принялись собираться в дорогу.

Изумленным и обрадованным хозяевам Серафима предложила поменять свой роскошный царский наряд со всеми его оставшимися после многочасовой гонки по лесу

жемчугами и прочими изумрудами на пару штанов из пестряди, рубаху, куртку, шапку и – как летняя форма одежды – ремешок на голову, чтобы волосы в глаза не лезли, пояснила она.

Парчовое платье ценой в деревню размером с три Черемшура было тут же назначено

свадебным для невест всего рода, а довольный хозяин пообещал сделать для царевны и ее оруженосца ножны, если те задержатся до следующего утра.

Посовещавшись с Находкой и решив, что за оставшиеся до захода солнца несколько часов они до местной убыр добраться все равно не успевают, а кроме нее никто

дорогу на Лукоморье в этих краях знать – не знает и ведать – не ведает, Серафима объявила остатки этого дня выходным, отсыпным, кому чего больше надо, а для господина оруженосца – к его неукротимой радости – учебным до самой темноты.

Рано утром следующего дня, позавтракав медвежьим супчиком с медвежьими отбивными и запив все медвежьим бульоном1, путники тронулись в дорогу.

Серафима с интересом наблюдала как, здороваясь уважительно с ними на ходу, мимо них спешили кто на реку, кто в лес жители Черемшура. Если из дому выходил последний октябрич, он припирал поленом двери своего опустевшего жилища.

– А что, замков у вас в лавку давно не завозили? – поинтересовалась царевна после пятого полена под дверью.

– Зачем? – не поняла Находка. – Нам замков во век не надобно. У нас без приглашения только на пожар собираются. Октябрич в чужой дом просто так не зайдет.

– А если воры?

– У нас воров не бывает, ваше… Серафима.