пойти напролом нахального татя в грудь и от всей души, хоть и неумело, огрел его граблями по плечу. – Отдай мешок, прощелыга!!!.. ПА-МА-ГИ-ТЕ!!!..
В планы Букахи расставаться с заново обретенным имуществом не входило, что он и дал недвусмысленно понять недружелюбно настроенному садовнику, ответив на его косоватый удар прицельным попаданием подсвечника прямо в лоб.
Садовник охнул, потерял равновесие, выронил свое оружие, но, падая, ухитрился ухватиться за наволочку.
– Отдай, кому говорят!.. – прошипел он и дернул на себя.
– Пошел вон! – шепотом прорычал Букаха сквозь сцепленные зубы и тоже дернул свое сокровище на себя…
Если бы в лавке тканей его экономка не поддалась на уговоры пройдохи-купца и купила бы на постельное белье хозяевам старый добрый лен, Букаха сейчас был бы богат и на полпути к свободе.
Но она не пожалела боярских денег и выбрала дорогущий вамаяссьский шелк.
Который сейчас и разъехался с тихим беспомощным треском, вываливая наворованное разжалованным военачальником у себя же добро на грудь бдительному блюстителю сада.
– Да чтоб тебя!!!.. – чуть не в голос взвыл Букаха и наклонился было, чтоб
подобрать хоть что-нибудь, но в потревоженном доме уже раздавались крики и топот десятков ног стремительно приближавшейся к месту вооруженного конфликта челяди, и Букаха, проклиная все садовничье племя вообще и этого отдельно взятого
работника граблей – в частности, развернулся и помчался к калитке, звеня на бегу своими краденными ложками как конь – бубенцами…
-начало сноски-
1 – А где в приличном доме взять такую низменную и неблагородную вещь, как мешок? Как он будет смотреться с этой наволочкой в городе или на дороге, Букаха старался не думать.
-
Остановился он, согнувшись пополам, задыхаясь и хрипя, в каком-то незнакомом безлюдном проулке – покосившиеся заборы, кривобокие дома, заколоченные окна…
– Тьфу, пакость, – брезгливо мотнул рукой Букаха, и мышь выпала из кулака, с недовольным писком распахнула крылья и принялась кружить над его головой.
– Кыш, зараза, кыш!.. – махнул на нее со всей силы подсвечником беглый боярин и, к своему изумлению, попал.
Раздался звон, шипение, крик – это подсвечник расплавился от соприкосновения с
колдовским творением, словно был сделан не из серебра, а из воска, и бесформенно стекающий металл едва не обжег многострадальную натруженную руку Букахи.
– А?.. А-а-а-а-а!!!..
И тут опальный воевода проявил недюжинную смекалку и кинулся бежать очертя голову и без дальнейших комментариев, но с таким же успехом он мог попытаться убежать от собственных ушей.
Мышь следовала за ним, как приклеенная, колотя холодными тяжелыми крыльями его по бритой макушке, и, воспользовавшись первой же возможностью, бросилась на шею обезумевшему от страха предателю и снова превратилась в серебро.
Он со стоном опустился в бурый куст лебеды у покосившегося забора и с опаской, одним пальцем, быстро тронул гривну: не жжет, не кусает, не шевелится… Металл как металл…
Ну, что ж…
Если цена его свободы и независимости – пожизненное ношение на шее этой гадости, пусть будет так.
Зато у него есть полные карманы ложек, а к завтрашнему дню будет еда и конь, и тогда…
Пора выбираться отсюда и искать пристанище на ночь, где заодно покупают краденое серебро по хорошим ценам.
Откашливаясь и морщась при каждом шаге – стертые камушками ноги протестовали, как могли, против ночных гонок по пересеченной местности – он встал и двинулся назад, откуда прибежал.
Может, если поковыряться в пыли, там найдется серебряная лужица…
На уставший после трудов праведных и неправедных город вороньим крылом опустилась ночная тьма.