Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены

– Хорошо, – пожал плечами тот. – Только я не знаю, как. Но если вы настаиваете, я могу попробовать одно заклинание…

– Не надо!!!.. – вырвался одновременно крик из пяти глоток.

Вырубание мечом-кладенцом из застывшей лавы Змея при свете волшебных факелов Агафона продолжалось до утра. К окончанию процесса чудище находилось на грани

нервного срыва, хоть Иванушка и попрактиковался предварительно на своих сапогах, отделавшихся всего лишь одним надрубленным каблуком.

Потом до обеда продолжалось отскребание его от кусков пемзы.

К полудню лукоморец чувствовал себя так, как будто собственноручно изрубил в

фарш целое стадо Змеев. И у всех было не меньше шестнадцати ворчащих, жалующихся, взывающих к высшей справедливости голов.

За это время дед Зимарь успел найти в щелях среди камней какую-то полузасохшую

чахлую травку, растереть ее в порошок и присыпать раны многострадальной рептилии, несмотря на ее угрюмый скепсис. К удивлению всех, кроме самого деда, через несколько часов раны затянулись и буквально на глазах стали покрываться тоненькой розовой чешуей.

Потом Змей, опробуя вновь обретенную мобильность, слетал на охоту и принес двух баранов, которых зажарили на вертелах и съели вчетвером за мир и дружбу между двумя народами (Масдай от своей доли отказался).

К окончанию трапезы до них, наконец, добрался высаженный вчера на самой удобной для обозрения предполагаемой битвы, но не самой удобной для спуска скале проводник из Атланик-Сити – атланской столицы Красной горной страны. Он доел остатки баранины, стараясь не показывать разочарования в том, что это – единственный из трофеев, доставшийся ему со всей экспедиции, и предложил за бесплатный проезд проводить их обратно до столицы. Путники согласились и, помахав на прощание Измеину (так звали их нового знакомого – Змея), легли на обратный курс.

Атланик-Сити – так Атланик-Сити.

Что теперь делать и где искать Змея, похитившего Серафиму, они не знали все равно.

И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ-ПОЖИВАТЬ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Красная девица сидит в темнице,

Сама не ест, и другим не дает.

Лукоморская загадка

– …Пусти, окаянный!!! Пусти, кому говорят!!!..

Серафима извернулась и пнула пяткой в чешуйчатый твердый живот Змея-Горыныча.

В любой рукопашной это срабатывало с неизбежностью падающего кирпича. Сейчас же

это привело только к тому, что с нее свалилась и торопливо направилась к земле-матушке

голубая атласная туфелька – подарок царицы Елены. Хоть царевне они никогда особо и не нравились – она предпочитала сапоги, желательно со шпорами – но терять по вине этой мерзкой змеюки, пусть даже и с крыльями, единственную доступную ей сейчас обувь не хотелось нисколечко.

И она забарабанила по сжимавшим ее осторожно, но крепко, как прутья клетки, когтистым лапам с удвоенной энергией, хоть и с целью, отличной от прежней:

– Пусти, дурак! У меня туфля упала! Да остановись же ты!!! Чучело огородное!!!.. У меня нога мерзнет!

С таким же успехом она могла попытаться раздолбить кулаками колонну,

поддерживающую своды Тронного зала лукоморского дворца – холодная жесткая чешуя, покрывающая мускулистое тело чудовища была столь же податлива, как ее малахит.

Убедившись лишний раз на собственном опыте в бесплодности попыток вступить в переговоры, запугать, разжалобить или обмануть Змея, Серафима устроилась поудобнее в клетке когтей, насколько ей позволяло ее положение. Она поджала под себя, замотав в складках платья, босую ногу – не май месяц на улице, хоть и солнышко светит, спрятала лицо в соболью опушку опашня от бьющего упругими волнами встречного ветра, схватилась одной рукой за венец, чтоб не сдуло, и

углубилась в созерцание быстро меняющегося пейзажа внизу и своей нелепой, так же быстро изменившейся судьбы.

От таких поворотов она за месяц супружеской жизни с разлюбезным царевичем Иваном

– младшим сыном старого царя Симеона – успела слегка отвыкнуть. Но не слишком. И поэтому то время, которое иная царевна на ее месте потратила бы на слезы и причитания, Серафима решила употребить на выработку стратегии.

В конце концов, разве не о приключениях она мечтала весь этот месяц замужества, не на путешествия ли подбивала своего супруга чтобы, наконец, покинуть опостылевшую рутину, благолепие и спокойствие царских палат и снова, очертя

голову, врубиться в бестолковую, но радостную карусель событий, открытий и новых мест, которая для нее и была единственно возможной настоящей жизнью?