Путь к гробнице фараона пролегал через городскую окраину и роскошный по весне и лету березняк, ныне пребывающий в меланхолии. Пейзаж был настолько российским и родным, настолько не похожим на пески африканских пустынь, где, если верить науке, обитали фараоны, что Царевич впал в глубокое сомнение по поводу искренности Самоедова. В конце концов, этот сукин сын и соврёт, не дорого возьмёт. Тем более что мать Наташки Иван хоть и шапочно, но знал. Ирина Аркадьевна Полесская была известным в городе человеком. Литературным критиком и искусствоведом. Индией она действительно интересовалась и даже состояла членом общества восточной направленности, название которого Иван, к сожалению, запамятовал. А вообще-то Полесская слыла либералкой и западницей, бессменным вдохновителем всех авангардистских мероприятий, на кои столь богата российская пореформенная действительность. Сам Царевич в авангардистских течениях разбирался слабо, но, для поддержания имиджа человека продвинутого и рыночного, на мероприятиях бывал и даже восхищённо цокал языком, глядя на какую-нибудь совершенно уже выходящую из ряда вон бредятину. За это Ирина Аркадьевна Ивана отличала и, даже ставила в пример другим, как человека обладающего безупречным художественным вкусом. К его упражнениям в литературном жанре Полесская относилась снисходительно: рынок есть рынок, но настоятельно рекомендовала попробовать себя в философской прозе. Царевич охотно поддакивал искусствоведше, хотя из всех философских учений смутно разбирался лишь в марксизме-ленинизме.
Нельзя сказать, что загородный дом семьи Бердовых поражал глаз своими пропорциями. Однако на фоне окружающих курятников, безусловно, выделялся резным фасадом, сработанным сбежавшим мужем Ирины Аркадьевны, который в узких литературных кругах слыл славянофилом. Усадьба была практически пустынна, если не считать мрачного кубического сооружения, похожего на недостроенный шлакоблочный сарай. Если верить Самоедову, это и была знаменитая гробница фараона.
Оглядывая кургузое сооружение, Царевич пришёл к выводу, что фараон мог бы выбрать себе последнее прибежище и посолиднее. Самоедов на Ивановы слова иронически ухмылялся, намекая тем самым на известную истину, что не всякое золото блестит.
Резной теремок был пуст, но Самоедова это нисколько не смутило, открыв калитку, он повел незваных гостей прямо к сараю, настороженно при этом оглядываясь по сторонам:
– На фурий бы не нарваться. – Каких еще фурии? – удивился Кляев, не вынимавший руки из-за отворота куртки, где у него был спрятан маузер.
В отличие от Васьки, Царевич знал, что фуриями в античном мире называли богинь мести и кары. И хотя делать этим негодяйкам в российской действительности вроде бы нечего, но ещё не факт, что их у нас нет. Впрочем, не исключено, что под фуриями осторожный Самоедов понимал хозяек дачи, которые среди культурного городского бомонда имели славу особ мстительных, скандальных и с большими связями.
Скромный сарайчик был пуст и единственной его достопримечательностью являлся люк, на который Самоедов указывал пальцем.
– Ещё раз предупреждаю, что не смогу ручаться ни за вашу безопасность. – Может тебе остаться? – обернулся Иван к Кляеву. – Покараулишь машину, пока я проведаю фараона. – Машину я оставил у сторожки, никто ее не тронет, – отмахнулся Кляев.
Царевич вздохнул и полез в устрашающий зев колодца вслед за Самоедовым. Надо сказать, что подземное сооружение превосходило сооружение наземное и величиной и качеством отделки. Это сразу бросилось в глаза и Царевичу, и спускающемуся следом Кляеву, который даже прицокнул от восхищения языком, разглядывая отделанные кафелем стены. – Откуда у Валерки деньги на бомбоубежище? – удивился Царевич.
– Ты еще не все видел, – горделиво усмехнулся Самоедов. – А деньги дал Костенко, в счёт будущих доходов с торговли молодильными яблоками и живой водой.
Упоминание живой воды сразу же заставило Царевича насторожиться. А на ум пришла запоздалая мысль, что он слишком опрометчиво доверился Мишке, который похоже, знал о делишках мафиозной группы больше, чем до сих пор показывал. В голову Царевича вдруг уперся невесть откуда взявшийся ствол пистолета, а потом чья-то рука, скользнув по поясу, опустошила кобуру, оставив самозваного спецназовца абсолютно безоружным перед лицом неприятеля. Судя по возне за спиной, там разоружали Кляева. Царевича довольно нелюбезно толкнули в спину, и он даже не вошёл, а влетел в обширный и хорошо освещенный лампами дневного света холл, где его уже поджидали Костенко, Шараев и Валерка Бердов. Тут же меж значительных людей крутился с сияющим как у именинника лицом Мишка Самоедов. Не было никаких сомнений в том, что художник специально заманил Царевича на дачу, чтобы сдать с рук на руки хорошо вооруженным охранникам Костенко.
– Где яблоки? – сразу же взял быка за рога Леонид Петрович.