Иван Царевич и Серый Волк

– Выходит, одних яблок для метаморфоз недостаточно? – Молодильные яблоки помогают людям с воображением, которые сами жаждут метаморфоз и приключений в сказочных и неведомых мирах. Но если человек к метаморфозам не стремится, либо боится их, то тут как раз и нужна живая вода. Причём, чем больше концентрация этой «воды», тем более устойчивой и надежной будет метаморфоза и тем сложнее возвращение к нормальному облику.

– Но ведь на нас с Кляевым никто не брызгал водой, тем не менее, мы превратились в громадных волков.

– На вас были волчьи шкуры, – напомнил Бердов. – И вы попали под испарения.

Очень может быть. Царевич припомнил, что дракон под воздействием живой воды раскалился до красна, и от него действительно шёл пар, заполнивший чуть ли не всю вершину холма.

– Я так понимаю, что живая вода у Киндеряя и Ираиды закончилась? – Ты их последняя надежда, – подтвердил Валерка.

Обдумав полученную от Бердова информацию, Царевич пришёл к выводу, что Киндеряй и Ираида ведут с ним беспроигрышную игру. Но дело даже не в том, что Иван не был героем. Вздумай эти люди, скажем, его пытать, он, быть может, устоял если не из идейных соображений, то из чистого упрямства и гипертрофированного, как у всякого истинного интеллигента, чувства самоуважения. Но весь фокус был в том, что никто Царевича пытать не собирался, его просто вводили в бредовое состояние, а человек, как известно, не властен над сновидениями и бредом. Надо отдать должное Валерке Бердову, придумавшему этот иезуитский план. Мафиози Костенко до такого никогда бы не додумался.

Как и предупреждал Бердов, воды заключённым не давали. Зато принесли чуть не целую корзину молодильных яблок весьма аппетитных на вид, но совершенно отвратительных на вкус. Кроме того, яблоки обладали ещё одним гадским свойством, они не утоляли жажду, а обостряли её. Валерку Бердова действительно увели куда-то по утру железные истуканы. Царевич пытался протестовать, но его протесты были гласом вопиющего в пустыне. Валерка, надо признать, вёл себя не слишком героически, то есть визжал и брыкался, не желая приноситься в жертву языческому богу. Царевич ero не осуждал и лелеял в душе надежду, что вороватого интеллигента пощадят, если не за собственные его заслуги перед мафией, то хотя бы по протекции жены и тёщи. Всё-таки Наташке, какой бы она там не была Семирамидой, скорее всего не захочется в цветущем тридцатилетнем возрасте стать вдовой. А вообще-то Валерке следовало не слушать премудрую тёщу, а сделать Наташке ребёнка, ещё лучше трёх-четырёх, дабы отбить у неё охоту к метаморфозам.

Мысли о Наташке и её несостоявшихся родах, а также нестерпимая жажда, спровоцировали кризис. Царевич как-то незаметно для себя стал биться головой в стену. И что самое удивительное, стена стала поддаваться его усилиям. Донельзя обрадованный этим обстоятельством Иван принялся за дело с большим рвением и уже через минуту приветствовал радостным ржанием обретение свободы. Впрочем, свобода оказалась неполной, она ограничивалась арканом, конец которого был приторочен к седлу скакавшей рядом белой кобылы, а в этом седле сидела затянутая в чёрную кожу Наташка-Семирамида, поощрительным свистом подгонявшая и без того не чуявшего ног от радости жеребца. Поначалу ошалевший Царевич не придал особого значения аркану на собственной шее и даже вздумал продемонстрировать вольнолюбивый нрав, увеличив аллюр до запредельного. Но волосяная петля столь жёстко перехватила его горло, что не оставалось ничего другого, как, смирив гордыню, подчиниться воле свирепой амазонки. Амазонка, к слову, была не одна, её сопровождал отряд в добрую сотню закованных в доспехи всадников, а также целый обоз телег с деревянными бочками. Судя по всему, это была тара под живую воду. Запалившийся от быстрого бега жеребец Царевич потребовал было воды, но получил удар плетью от расторопной амазонки. И это притом, что все остальные лошади, даже обозные битюги воспользовались своим правом на водопитие в полной мере.

Вода в озере была столь прозрачной и желанной, что у Царевича в голове помутилось от одного её вида. Однако взбесившегося жеребца очень быстро укротили с помощью аркана и плети, привязав к железному колу так, что аркана почти хватало, чтобы губы Царевича дотянулись до блистающей серебром под лунным светом зеркальной глади. Но именно почти, поскольку петля начинала душить несчастного жеребца, как только он пытался попить воды. Вообще-то Царевич и раньше подозревал дочь Ираиды Полесской в садистских наклонностях, но он никак не предполагал, что порок приобрёл столь грандиозные масштабы. – Воду ещё заслужить надо, – ласково потрепала Семирамида Царевича по шее.