Иван Царевич и Серый Волк

– Семирамида, – представилась слегка смущенная его вежливостью Наташка. – Ассирийская царица.

Блондинистый Язон рассыпался в совершенно нелепых с точки зрения Царевича комплиментах. Вообще-то, если судить по лицу и повадкам, парень был жох, и сколь помнил Иван по древнегреческим мифам, этот, с позволения сказать, герой надул в своё время и царя Колхиды, и его слишком страстную дочь Медею, к слову, ведьму ещё почище Наташки.

Царевичу надо было бы предостеречь Семирамиду, но как раз в это время он заметил одну странность: сколько бы он не пил живую воду, жажда его только усиливалась. Да, собственно, по иному и быть не могло, поскольку жаждой-то страдал не жеребец-предатель, а заключённый в каземат Царевич, которому вороги и не думали давать воды. Как только Царевич это осознал, он тотчас же вернулся в свою убогую камеру и ощупал дрожащей рукой шишку, вскочившую аккурат посредине лба.

Все попытки Царевича достучаться до своих угнетателей закончились ничем, если не считать отбитых о дубовую дверь рук и ног. Чрезмерные физические усилия обезвоженного организма вновь вернули мозги Царевича к живительному источнику, который на поверку оказался не столь уж живительным.

Здесь всё было по-прежнему. Всё так же устремлялись к небесам голубоватые скалы, сверкал на солнце радужными брызгами фонтан, а в двадцати шагах от источника царица Семирамида вела беседу с любезным Язоном и его не менее любезными спутниками-аргонавтами. Этих аргонавтов Царевич насчитал не менее двух десятков. Ражие мужики, которым отчего-то не сиделось в их Древней Греции, и они пустились в странствия по чужим землям, прихватывая всё, что плохо лежит. Царица Семирамида пыталась заручиться поддержкой хорошо снаряжённых для боевых действий людей. Идея была недурна, но Царевич сильно сомневался, что двадцать вооружённых лишь мечами героев способны устоять против пулемёта Максим, который уже скосил подчистую чуть не половину Киндеряевой рати. Но грек Язон пулемёта, видимо по незнанию, абсолютно не боялся. Его нежелание отправляться в Киндеряев замок объяснялось крайней стесненностью во времени и неотложными заботами по поиску золотого руна.

– Так вы золотого барана ищите? – удивилась Семирамида. – Какое счастье, что мы с вами встретились. У меня в замке, совершенно случайно, завалялся один такой. – Быть того не может, – ахнул Язон. – Боги вновь на нашей стороне. Мы встретили прекраснейшую из женщин, которая покажет нам путь к цели. Скажите, этот баран принадлежит вашему папе?

– Да нет же, это совершенно бесхозный баран, мы даже собирались принести его в жертву богам, но этому помешали обстоятельства. А говорящий козёл вам не нужен?

Аргонавты переглянулись, судя по всему, козёл их волновал мало, но если у козла тоже золотая шерсть, то почему бы не взять.

– К сожалению, шерсть у козла хоть и густая, но самая что ни на есть обычная, – огорчила их Семирамида. – Зато он может послужить козлом отпущения в религиозной церемонии.

– Пожалуй, – почесал затылок Язон. – Возьмём и козла, если вы так настаиваете.

Царевич хотел было рассказать аргонавтам, что под золотой бараньей шерстью скрывается несчастный, заколдованный фуриями охранник Роман, а в козла превращён муж его хорошей знакомой некто Синебрюхов, но, увы, в самый ответственный момент, видимо от нестерпимой жажды, язык отказался ему повиноваться. И вместо членораздельных звуков из его глотки вырвалось лишь хриплое ржание. – Редкостных статей у вас жеребец, – прищурился в сторону Царевича Язон.

– Он подхватил какую-то заразу, – лицемерно вздохнула Семирамида. – Однако я надеюсь, что вода священного источника подействует на него самым благотворным образом.

К сожалению, Царевич уже знал точно, что эти надежды тщетны. Ивана охватило раскаяние. Поддавшись страстям, он показал нечистой силе дорогу к живой воде, и эта его преступная слабость обернётся неисчислимыми бедами, как для Берендеева царства, так, возможно, и для всего цивилизованного человечества. Раскаяние подействовало на Царевича расслабляюще, и он провалился в небытие.

Очнулся он уже в степи, всё с тем же арканом на шее, конец которого был теперь привязан к телеге, пылившей в самом хвосте обоза с живой водой. Потрясённый падением собственного статуса Царевич призывно заржал, но на его зов откликнулась лишь обозная кляча. А коварная Семирамида, столь жестоко и подло обманувшая простодушного Царевича, красовалась на белой кобыле во главе процессии, бок о бок с ненавистным Язоном, этим недостойным сыном Древней Греции. Иван от души пожелал Наташке участь колхидской Медеи, которую этот сукин сын бросил с двумя малыми детьми.

Царевич жаждал сотворить аргонавтам какую-нибудь подлянку, но, увы, в его незавидном положении узника совести предпринять что-либо существенное было крайне сложно. К сожалению, и Василий Иванович Чапаев исчез куда-то вместе со своей тачанкой, хотя Царевич именно на него весь долгий жаркий день возлагал свои последние надежды.