Иван Царевич и Серый Волк

Доставив графиню к месту временного проживания, которое, к слову, находилось в одном с Самоедовской квартирой доме, Царевич благополучно убыл к родным пенатам, получив в награду от графини слезу благодарности на грудь. На третьем этаже, где проживал со своей дражайшей половиной Кузин, происходило что-то, очень похожее на скандал, во всяком случае, потолок над головой Царевича сильно вибрировал, что, впрочем, не помешало его отдохновению, хотя и слегка удивило. Кузин был тихим, прямо таки образцовым соседом, не склонным к разухабистому питию и дебошам. О супруге его Иван тоже худого слова не сказал бы. А тут на тебе, такие африканские страсти. Впрочем, не исключено, что в Кузинской квартире отмечают чей-то день рождения.

Мысли по поводу чужих семейных радостей, так же как и доносившийся сверху шум, не помешали Царевичу провалиться в пропасть сна и провести там всю ночь, прихватив ещё и утро чуть не до самого полудня. Проснувшись, Царевич с удивлением обнаружил, что потолок его квартиры продолжает опасно вибрировать. Конечно, не исключалось крайне редкое для этих мест землетрясение, но не могло же землетрясение продолжаться всю ночь без перерыва, не говоря уже о семейном торжестве, которое обычно редко доживает до полуночи по причине иссякания спиртосодержащих напитков.

Размышления Царевича прервал звонок в дверь, вызвавший в хозяине неоднозначную реакцию. Встречу графине он назначил на три часа по полудни и никак не хотел менять свои планы в угоду чрезмерной настойчивости заполошной дамы. К счастью, это был всего лишь Васька Кляев, но зато в совершенно искривлённом и донельзя истрёпанном виде.

– Ты что, на вакханок нарвался? – удивился Царевич. – Хуже, – почти простонал Кляев, падая в поспешно придвинутое хозяином кресло, – гоблины, ну гады, ввек им этого не прощу, баклажанам волосатым.

– Так это они тебя так отделали? – Галька, – всхрапнул Кляев. – Чуть живой, понимаешь, ушёл. – Самогонки вчера перебрал, – догадался Иван. – Ну, будешь теперь знать, как пить. – Кой чёрт самогонки, – взъярился Кляев. – Говорю же, гоблины мне её подменили, пока я в Киндеряевом замке с Уазиком возился.

– Да чем подменили-то? – рассердился Царевич. – Сам знаешь, жеребец, – огрызнулся Васька. – По твоей милости чуть Богу душу не отдал. Я тебе человек как-никак, а не копытное. Слушай, а почему у тебя потолок ходуном ходит?

– А чёрт его знает, – пожал плечами Иван, глядя на качающуюся люстру. – Кузины, похоже, день рождения празднуют.

– И давно празднуют?

– С вечера принялись, и никак остановится не могут.

Кляев вдруг заржал совершенно одичавшим жеребцом, едва при этом не выпав из кресла. Царевич смотрел на его веселье с опаской. Вполне мог Васька тронуться умом или захворать белой горячкой.

– Какой там белой горячкой, – оборвал смех Кляев. – У меня уже неделю по твоей милости капли спиртного во рту не было. Это я Кузина угостил за то, что он моего «Москвича» с пустыря перегнал.

– Обе канистры ему отдал? – поразился чужой щедрости Царевич. – Ну, ты, Ванька, тупой, не даром пошёл в писатели. Пол-литра я налил Кузину всего навсего. А сам, может, грамм двести опрокинул, ну и Гальки, чтобы не рыпалась, налил грамм сто. И всю ночь как заведенный по твоей милости. Тоже, наверное, у соседей люстра качалась.

До Царевича, наконец, дошло, чем гоблины подменили Кабанихину самогонку. Смеялся он так долго, что Кляев не выдержал и пнул его босой ногой в лодыжку. – Будешь знать теперь, как над чужой бедой зубы скалить, – сказал он Кляеву, отсмеявшись. – Лорд Базиль.

Васька на «лорда» обиделся, зато услышав, что женат на принцессе Халиме, смеялся так долго, что Царевич уже начал подумывать о вызове «Скорой помощи». – Слушай, – опомнился Кляев внезапно. – Не дай бог, эта нимфоманка ляпнет Гальке про дворянское происхождение, а мне потом хоть топись. И так каждый день пилит по поводу улучшения жилищных условий. А где я такие деньжищи заработаю.

Царевич разделял Кляевские опасения. Психоз, охвативший Ивановых знакомых, имел тенденцию к расширению, и надо было принимать срочные меры, чтобы придушить его в зародыше, не дав распространиться на всю страну. Правда, какие именно меры надо принимать, Царевич понятия не имел. Народ явно сходил с ума, но каждый норовил свихнуться на свой особый манер, потеряв присущее нам вроде бы от рождения чувство соборности и коллективизма. – Кипит наш разум возмущённый, – пропел Васька, спускаясь по лестнице, и, скорее всего, в оценке общей ситуации был прав.

Разум российских граждан, взбаламученный перестройкой и реформами, вскипел до такой степени, что грозил сорвать крышку котла, тем более что гайки, удерживающие эту крышку, в последнее время сильно ослабли и готовы были совсем отвинтиться с прискорбными для человечества последствиями.

– Видал хоромы, – указал Кляев на возводившийся неподалёку от хрущобы шикарный дом. – Этот будет покруче Самоедовского. Галька моя как пройдёт мимо него, так потом весь день шипит и пенится.